Берзарин одним из первых обнаружил у молодого полковника незаурядные способности, пытливый творческий ум, прекрасные боевые качества. В конце февраля Военный совет 34-й армии вторично представил Черняховского к награде и присвоению генеральского звания. А при уходе в другую армию сопроводил такой боевой характеристикой:

«Полковник Черняховский участвует в Отечественной войне с первых дней. По своей квалификации танкист. Стал командиром стрелковой дивизии в силу отсутствия материальной части (танков) и сейчас за отсутствием в армии соответствующей кандидатуры командует стрелковой дивизией, переформированной из танковой в декабре 1941 года.

Дисциплинирован, требователен к себе и подчиненным. За время командования дивизией освоил общевойсковой бой и провел удачные бои по обороне и наступательным действиям.

Храбр, энергичен и напорист в выполнении принятых решений. Свои знания и опыт умело передает подчиненным. Как танкист, имеет желание работать в танковых войсках, но это настроение на выполнении задач стрелковой дивизии не отражается. За личную храбрость в боях под Новгородом и оборонительные бои за зиму 1941/42 года награжден орденом Красного Знамени.

Должности командира стрелковой дивизии соответствует. Целесообразнее использовать в танковых войсках на должности командира танковой дивизии».

3 мая 1942 года за наступательные бои по окружению демянской группировки И.Д. Черняховский был награжден вторым орденом Красного Знамени, а 5 мая ему присвоено воинское звание генерал-майора.

Но ни награды, ни отличия не могли заглушить у командира стрелковой дивизии тоску по танковым войскам. Десять лет своей службы в армии он отдал этому близкому для него роду войск. И теперь, с наступлением теплых дней, душа его рвалась из лесов и болот Северо-Западного фронта на степные просторы юга. Иван Данилович твердо верил: рано или поздно, а мечты его сбудутся. И они сбылись.

24 июня 1942 года, передав командование 241-й стрелковой дивизии начальнику штаба Павлу Григорьевичу Арабею, генерал Черняховский убыл в Москву в распоряжение начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армии. Радость в предвидении возвращения в танковые войска и печаль расставания с боевыми друзьями после стольких пережитых вместе трудностей. Не буду описывать сцены прощания, приведу только один штрих, подчеркивающий чуткость и доброту Черняховского к своим подчиненным.

Хирург медсанбата А.В. Ростошинский вспоминает такие эпизоды:

«Однажды перед вечером приезжает полковник И.Д. Черняховский, вызывает меня и говорит:

— Как вы смотрите на то, чтобы выделить хирургическую группу вперед за 20 километров, чтобы там оказывать помощь тяжелораненым. Легкораненых и раненых средней тяжести будем доставлять в основной медсанбат.

Идея Черняховского мне очень понравилась.

— Кто поедет? — спрашивает он.

Отвечаю:

— Я.

— Подберите людей, но очень немного. Выедете ночью.

Комдив наметил месторасположение группы — село Борок, в двух километрах от штаба дивизии. Наутро, когда хирургическая группа: Ростошинский и Вилько, четыре медсестры и два санитара подготовились на новом месте для приема раненых, снова приехал командир дивизии, зашел в домик, где была операционная, и, вызвав ведущего хирурга на улицу, объяснил, куда надо уходить в случае внезапного прорыва противника».

В медсанбат приезжал Черняховский вообще часто, посещал раненых, беседовал с ними и всегда удивлялся, что их много, а на поле боя это как-то незаметно. Перед отъездом на новое место службы Черняховский приехал в медсанбат прощаться с ранеными и зашел в землянку к Ростошинскому, посидел, поговорил, попрощался.

ВОРОНЕЖСКИЕ НЕПРИЯТНОСТИ И РАДОСТИ

Военнослужащие так воспитаны — поощрения повышают их активность, воодушевляют на дальнейшую старательную службу. Наверное, для этого и были придуманы и введены поощрения разных видов. Для офицера или генерала похвала вышестоящего начальника даже на словах — уже поощрение, в смысле стимуляции его к работе. Ну, а если отмечен внеочередной звездой на погоны, а тем более орденом, это вообще окрыляет. Знаю об этом по своим эмоциям, за долгую службу получал немало звезд на погоны и орденов на грудь.

Мне кажется, нечто подобное переживал и Черняховский после доброй беседы с командующим Бронетанковыми войсками Красной Армии генерал-лейтенантом Я.Н. Федоренко и назначения на должность командира 18-го танкового корпуса. У него получилась двойная радость: повышение по должности, и в родные сердцу танковые войска вернулся. Это произошло 13 июля 1942 года. Если напомнить, что всего четыре месяца назад получил звание генерал-майора, а в мае — два ордена Красного Знамени, то нетрудно представить, как это его вдохновляло, с каким нетерпением он спешил к новой работе.

Все перечисленные поощрения он получил вполне заслуженно, а звание генерала, даже с задержкой, можно было и пораньше присвоить — и должность, и успехи в боях вполне позволяли его отметить.

И вот теперь корпус! Это объединение в несколько дивизий, многих специальных частей. Задачи перед ним ставятся оперативных масштабов. И ко всему этому Иван Данилович был готов, он ощущал в себе необходимые знания, боевой опыт и, главное, пылкое желание применить все это в горячем боевом деле как можно скорее.

Поскольку Черняховский отправлялся на другой, Брянский, фронт, считаю необходимым познакомить читателей с обстановкой, в которой ему предстояло командовать 18-м танковым корпусом.

Сначала заглянем в ставку Гитлера.

Когда случаются неудачи, начинают искать не только причины этих неудач, но и виновных. И, как правило, таковыми оказываются не те, по чьей вине случились беды, а те, на кого можно свалить эти неудачи. Фюрер просто бесновался от негодования. Начальник Генерального штаба генерал-полковник Цейтцлер так пишет об этой манере Гитлера сваливать вину на других:

«Это был обычный метод Гитлера. Совершая ошибку, он сваливал свою вину на другого, снимал его с должности и на его место назначал нового человека. Он никогда не делал правильных выводов из своих неудач, иначе он мог бы если не исправить ошибки, допущенные в прошлом, то по крайней мере уменьшить влияние их на события в будущем».

Так было и после катастрофы под Москвой. 19 декабря 1941 года Гитлер вызвал главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Браухича и устроил ему двухчасовую головомойку. Через два часа Браухич вышел из кабинета Гитлера уже не командующим сухопутными войсками, а генерал-фельдмаршалом в отставке. Гитлер считал катастрофу под Москвой чуть ли не личным оскорблением. Он говорил Геббельсу об этом следующее (Геббельс записал эти слова в своем дневнике):

«Если бы Браухич сделал то, что от него требовали и что он обязан был в действительности делать, наше положение на Востоке оказалось бы совсем иным. Фюрер не имел ни малейшего намерения наступать на Москву. Он хотел захватить Кавказ и тем самым поразить советскую