— Это придурок калорийный, уходя, все разворотил. Взял и пнул просто так. Из удальства, что ли… Каратист!

— Странно, — пробормотал я. — Маньяк, что ли? Не может пройти первый уровень «Тетриса» и теперь уничтожает все компьютеры на своем пути?..

…Придав интерьеру более-менее благопристойный вид, Терехин приступил к сборам — из шкафа перекладывал в темно-синюю сумку вещи, заранее аккуратно упакованные в прозрачные мешочки. От этого занятия его отвлекла телефонная трель.

— Алло, — сказал он.

— Здравствуйте, — сказал я в свою мобильную трубку. — Мне нужен Александр Николаевич Терехин.

Икнув, имиджмейкер воззрился на меня с изумлением, переходящим в укоризну, дескать, нашел время шутить, отвлекая от важных дел. Но я воздел кверху указательный палец, призывая сохранять серьезность и довериться моей причуде.

— Ну, я Терехин. Слушаю, — выдавил Саша, продолжая буровить меня недоверчивым взглядом одного здорового глаза и одного сморщенного до китайских кондиций.

— Красноярские друзья просили передать, что деньги вы получите на этой неделе. Всю сумму, в чемоданчике, мелкими купюрами, как заказывали.

— Э-э-э… — только и мог выдохнуть Терехин.

— А точнее — о месте и времени передачи договоримся завтра. Я перезвоню в промежутке от шести до восьми утра.

Я дал отбой. Положив трубку, Терехин заметил:

— Имей в виду, я принимаю только юани.

— Естественно, разве я похож на человека, который предлагает баксы?

— А если серьезно, что это значит?

— Да ничего не значит. Пошутить, что ли, нельзя?

В разновеликих глазах Терехина я прочитал горячее желание — покрутить пальцем у виска. Но имиджмейкер никогда не позволяет себе оскорбительных жестов. А самое страшное ругательство для него — «Проклятье!»

По своей социальной сути Самаковский — конкретный мелкий буржуй, следовательно, человек, всяко чуждый коммунистической идеологии. Однако удивительным образом на последних президентских выборах в бюллетене он подчеркнул Зюганова, каковой факт не то что не скрывает, а даже им гордится.

Я говорю:

— Серега, разве ты хочешь все свои нажитые непосильным трудом «Сникерсы» и остальной товарно-денежный оборот в одночасье безвозмездно передать пролетариату?

— Почему это? — удивляется он.

— Потому что конфискуют. Потому что нищие тоже хотят есть шоколад. Потому что ты враг.

— Какой же я враг, если голосую за коммунистов?

— Ну, если не враг, тогда, конечно, не конфискуют. Тогда ты сам по доброй воле весь капитал, первоначальный и последующий, должен им с радостью вручить. Как известный ударник капиталистического труда Савва Морозов.

— Геннадий Андреевич этого не допустит… А кто такой Савва Морозов?

— Савва Морозов? Знаменитый человек! Сын боярыни Морозовой и отец Павлика Морозова…

…С одной стороны, Самаковский — мелкий лавочник, с другой — в прошлом полукриминальный элемент, может, поэтому душа его оккупирована коммунизмом? Ведь говорят же, что криминальные элементы — опора коммунистов. Взять хоть известного коротко стриженного налетчика Григория Котовского или, наоборот, волосатого Нестора Махно. Правда, Нестора скоро перевели в другой список. Верные ленинцы всегда недолюбливали патлатых. Из-за этого они и «Битлз» запрещали…

С другой стороны, у нынешних демократов разве другая опора? Во всех учебниках написано — первоначальное накопление капитала. Бей, воруй, а уже потом твои денежки начнут цивилизованную работу.

Вообще-то я уже говорил, что мало интересуюсь политикой. Мне все равно, за кого голосуют мои знакомые. Мне даже все равно, за кого я сам голосую, разве что не за коммунистов. Я и Ельцина в свое время выбрал, лишь бы красные не прошли. Коммунистов я не люблю всего по двум причинам — они заставляли меня стоять в очереди и не разрешали любить «Пинк Флойд». Кому как, а мне и двух причин вполне достаточно…

А о политических пристрастиях Самаковского я заговорил вот почему. Пожалуйста, выбирай хоть Зюганова, хоть Амангельды Тулеева, хоть Нину Андрееву, но Самаковский пошел гораздо дальше обыкновенного электората, где-то раздобыл трехчасовую видеокассету с выступлениями Геннадия Андреевича — и в Думе, и в Луганском геодезическом университете, и на полях Брянского колхоза, доведенного до последней крайности антинародным режимом, и даже на съезде аграрной партии России, посвященном вопросам партийного строительства в условиях предстоящего сева зерновых в средней полосе Нечерноземья. И теперь эта кассета стала для Самаковского хитом сезона, отодвинув на второе место Джеки Чана. В детстве был у меня такой случай, когда в кинотеатре «Пионер» за один день я пять раз посмотрел «Кавказскую пленницу» — чем не рекорд? Но для Самаковского это не предел.

— В чем кайф-то? — поинтересовался я.

— Сам послушай. По телевизору, в новостях, всегда дают отрывки и специально выбирают не самые лучшие. Впечатление совсем другое.

— Да? — сделав усилие, я прислушался.

Зюганов объяснял, что никакие отставки в правительстве не остановят процедуру импичмента.

— Ну как? — поинтересовался Самаковский, спустя пять минут.

В его голосе звучала такая гордость, как будто я свой любимый «Пинк Флойд» всю жизнь гонял на двести девятой «Комете», а он, Самаковский, по широте душевной подарил мне немецкий «Хай-Фай» с полным, собранием компактов.

— Цицерон, — одобрил я.

В этот момент запиликал мой телефон.

— Алло, — сказал противный голос следователя прокуратуры Быкова. — Серега, ты чего это трупами разбрасываешься?

— Какими трупами?

— Трупами старых знакомых.

— Говори толком.

— Сегодня утром в подъезде возле твоей квартиры подняли тело. Некто Раков Виктор Васильевич. Заточкой в сердце…

* * *

С вечера и почти всю ночь шел снег. А к шести часам утра сверху городские кварталы накрыл странный фосфоресцирующий колпак. Вроде, и тучи разбежались, и звезд не видно. Висит над крышами прозрачный туман и полыхает бледным пламенем. А снизу снег излучает розовое сиянье, будто отражая тот вечный свет, от которого наливаются клейким соком райские яблоки и который смертные могут увидеть лишь в тридцать третьем отражении.

Я ходил вокруг терехинского дома, с каждым разом увеличивая радиус круга, и окидывал проницательным взглядом частного детектива немногочисленные автомобили, припаркованные возле подъездов жилых домов. Изредка навстречу попадались торопливые пешеходы, в большинстве своем почему-то женского пола. Или повара, или водители трамваев, или новая генерация нового времени, уличные торговки — все еще спят, а у них рабочий день в разгаре. А может, это любовницы, выпорхнувшие из чужих постелей, спешат вернуться домой, пока не кончилась ночь, чтобы прийти в себя и приготовиться к событиям нового дня?.. Вряд ли любовницы, уж больно строгий вид. Как у вагоновожатых. Опять же возраст…