– Думаю, что вы рассуждаете о том, какие доспехи защитят вас от нападения миниатюрных слонов. По-моему, это безумие.

– По-вашему – безумие, а по-моему – творческое мышление. Даже вам оно не повредило бы, ваша светлость.

Он запустил руки в волосы.

– И вообще, почему вы здесь? Пишите свои письма наверху.

– Там нет письменного стола.

«Задача на сегодня: раздобыть письменный стол».

– Вы спите? – прошептала она.

О нет. Опять.

Рэнсом потер лицо ладонью.

– Уже нет.

Господи. Этому пора положить конец.

Так продолжалось почти неделю. Каждый день с тех пор, как Иззи Гуднайт появилась в замке, Рэнсом просыпался от ее голоса, звучащего чересчур близко.

Он не знал, в какое время она прокрадывалась в зал. И не хотел знать. Потому и напивался, чтобы забыться сном.

За последние несколько дней он обеспечил ей компаньонку, одеяла, жаровню, письменный стол. Что еще от него понадобится, лишь бы она не являлась к нему в несусветную рань?

Видимо, висячий замок и цепи.

– Я тут подумала… – воодушевленно начала она. – И вчера в постели мне пришло в голову вот что… Рэнсом!

Он попытался расслабить мышцы шеи.

– Что?

– В первую ночь вы сказали: «Неужели вам надо разъяснять это слово по буквам?» И забыли, как пишется «опасность», когда дошли до середины.

– Ничего я не забывал, – возразил он. – Мне просто надоело называть букву за буквой.

На самом деле в последнее время слова и правописание давались ему с трудом. Особенно когда он уставал.

А эти предрассветные беседы с Иззи Гуднайт были особенно утомительными.

– Неважно. Вам следовало выразиться иначе. – Она понизила голос, подражая ему: – «Неужели вам надо разъяснять это слово по буквам? Р-э-н-с-о-м».

Он потер лицо обеими руками, прогоняя сон.

– Я бы никогда так не сказал.

– Почему? Это же идеальное решение. Ваше имя – единственное слово, написание которого вы не забудете никогда.

Он встряхнул головой и нахмурился.

– Этот разговор состоялся несколько дней назад. С ним давно покончено. И вы с тех пор думаете об этой ерунде?

– Да понимаю я, что это нелепо. Но со мной так всегда бывает. Верные слова я нахожу лишь несколько дней спустя. – Она подошла и села на тюфяк, на котором он спал. – Понимаю, сейчас уже трудно восстановить в памяти тот разговор. Но, поверьте, ответ «Рэнсом» был бы идеальным.

Он никак не мог решить, что сказать на это. И потому промолчал.

– Я приготовлю чай, – предложила Иззи.

Она придвинулась совсем близко. Слишком близко. Все его тело взволновалось, кровь зашумела в ушах.

Потом она наклонилась и поставила чашку на стол.

– Она справа, возле вашего локтя.

Он ощутил волну тепла. Может, от горячего чая, а может, и от Иззи. Его раздирали противоречивые желания притянуть ее к себе или оттолкнуть. На руке подрагивал мускул.

– У вас здесь пушинка. – Она пробежала пальцами по его волосам, и по его спине распространилась дрожь. Заметив, как он вздрогнул, она попросила: – Посидите смирно, я сейчас уберу ее.

«Нет, не уберешь».

Он поймал ее за запястье. Потом схватил в объятия и притянул к себе на колени.

– Что вы делаете? – ахнула она.

– Что я делаю? А какого черта делаете вы?

Она заерзала у него на коленях, словно дразня его.

Сжав объятия, он заставил ее замереть.

– Вы приходите сюда мучить меня каждое утро. Теперь вот вы готовите мне чай. И убираете пушинки. Это что, проявления заботы? Я в них не нуждаюсь.

– Это не забота. Но и мучить вас я не собиралась. Просто… мне нравится приветствовать вас поутру.

– Быть того не может.

Рэнсом поверил бы в любое другое объяснение. Но Иззи не стоило рассчитывать, что он поверит, будто бы она спускается сюда ни свет ни заря только для того, чтобы насладиться его обществом.

– Это правда. Просыпаясь, вы всякий раз сыплете удивительными проклятиями. Вам известно, что вы еще ни разу не повторились? Это невероятно. Вы как петух, только не кукарекаете, а сквернословите.

– Да уж, тот еще петушок, – пробормотал он.

Она улыбнулась, и он, как ни странно, услышал это. Или каким-то образом почувствовал. Тепло распространилось в нем прежде, чем он успел подавить его.

Иззи продолжала:

– Знаете, именно это нравится мне больше всего. Никто и никогда не говорит со мной так, как вы. Вы такой простой, почти грубый. Я… понимаю, это нелепо, но я ничего не могу поделать. Ваше поведение доставляет мне странное удовольствие.

Ей нравится простота? Она жаждет грубости?

Прекрасно. И то, и другое он вполне способен продемонстрировать.

– Ну так слушайте: когда мужчина просыпается, вместе с ним пробуждается и желание. Он просыпается затвердевший, восставший, с почти болезненной потребностью. – Он передвинул ее на коленях так, чтобы заметная выпуклость у него под брюками прижалась к ее бедру. – Чувствуете?

Она ахнула.

– Да.

– Он хочет проникнуть в вас, – добавил Рэнсом.

– В… меня?

– Да. В вас. Резко, быстро, глубоко и всецело. Так что не будите меня больше в такой час, пока не придумаете достойный ответ.

Она молчала.

Вот и хорошо.

Рэнсом надеялся, что на этот раз она встревожится по-настоящему. Потому что и сам был охвачен тревогой. Его потребность усиливалась, приближалась к точке перелома, а переломов ему и без того хватало.

Но гораздо страшнее было другое.

То, что ему совсем не хотелось отпускать ее.

Все годы, пока Рэнсом проводил ночи в постели с женщинами, он строго следил за тем, чтобы никогда не просыпаться рядом с ними по утрам. А теперь каждое утро просыпался рядом с этой женщиной – странной, чудаковатой, обольстительной, – хотя до сих пор так и не затащил ее в постель.

Это было недопустимо. Несправедливо. И очень тревожило его. Потому что он начинал привыкать к Иззи.

Черт возьми, она начинала ему нравиться. Было так просто сидеть вместе с ней в окружении запаха чая и утреннего тумана. Одной рукой обнимать ее за талию, другой ласкать…

Проклятье.

Каким-то образом он незаметно для себя накрутил ее локон себе на палец и стал поглаживать его. Но как это случилось – хоть убейте, он не помнил.

До чего он докатился! Женщина сидела у него на коленях, он строго выговаривал ей, и уже через десять секунд расчувствовался настолько, что принялся навивать на палец ее локон!