Фанатичность ученого привела к нужной формуле.

Сомнений в успехе клинических испытаний практически не было – обнадеживала и лабораторная собака Лада, кровь которой на 70% состояла из перфторана. Животное, к удивлению экспериментаторов, три раза приносила здоровое потомство. Создатель «голубой крови», кажется, схватил синюю птицу за хвост. А дальше жизнь преподнесла испытателям своеобразный подарок, пусть и горький, если судить по другим критериям.

Началась война в Афганистане, появились тысячи раненых, и солдат спасали новым лекарством. Последователем Белоярцева в реальных боевых условиях стал полковник медслужбы Виктор Васильевич Мороз. Осенью 1984 года, с разрешения вышестоящего начальства, он взял с собой в Афганистан несколько бутылок с перфтораном. Совершенно неожиданно перфторан продемонстрировал себя как эффективное средство против «жировой эмболии» – закупорки кровеносных сосудов, частой причине смерти при травмах и ранениях. «Удавалось спасти практически безнадежных раненых. Это была сенсация», – вспоминает военный хирург Мороз, с подачи которого «голубую кровь» перелили нескольким сотням раненых, большинство из которых выжили, несмотря на травмы, несовместимые с жизнью.

Наконец, после получения в феврале 1984 года разрешения от Фармакологического комитета Министерства здравоохранения СССР на проведение клинических испытаний на людях, в том же году начались испытания в Москве, в военном госпитале Бурденко, а также ряде других городов. В начале 1980-х годов все в СССР слышали о «голубой крови», о том чуде, что готовится в Пущино. Но мечте ученого не суждено было сбыться – Белоярцева жестоко свергли с научного пьедестала.

«НЕ МОГУ ЖИТЬ В АТМОСФЕРЕ КЛЕВЕТЫ»

Неожиданно по Пущино поползти слухи. Главу лаборатории стали обвинять в том, что он ворует спирт, который в то время был разменной монетой, и деньги – те самые, на которые он закупал приборы для опытов. Местные газеты писали, что ученый делает опыты на умственно отсталых детях, что его препарат губит советских солдат в Афганистане. Полгода Пущино сотрясали газетные заголовки о врачах-убийцах. Волна обвинений росла как снежный ком. В Пущино на профессора уже смотрели как на преступника, началась самая настоящая травля. После присланных в КГБ анонимок в расследование активно включился комитет по хищениям социалистической собственности.

На Белоярцева обрушился шквал обвинений. Весной 1985 года работы по производству и испытаниям перфторана были выдвинуты на соискание Госпремии СССР, но жизнь ученого к тому времени превратилась в кошмар. В итоге его отстранили от должности и обвинили в «злоупотреблении служебным положением» и в «нарушении отчетности по расходу спирта».

Что же это было? Кто за этим стоял? Конкуренты? Завистники?

Очевидцы вспоминают, что одной из движущих причин клеветнической кампании стала борьба за приоритет открытия – все задавались вопросом: «Почему команда Белоярцева работала так успешно и так быстро?»

Борьба за власть велась в научных кругах нешуточная – делились посты в Президиуме Академии наук, должности в ЦК. Перфторан казался поводом, чтобы всех его создателей, «этаких выскочек-энтузиастов», поставить на место. Клинические испытания препарата были приостановлены.

Позже появилась версия, что Белоярцев и вовсе шпион – он несколько раз бывал в США на конференциях и симпозиумах. Как вспоминает его коллега Симон Шноль, Белоярцев сильно изменился: «Вместо веселого, остроумного, энергичного мужчины, окруженного толпой единомышленников и влюбленных женщин-коллег, мы видели опустившего руки, разочарованного человека». Такое случается, когда впервые бескорыстный человек, у которого нет закалки издевательств, серьезно сталкивается с действиями правоохранительной системы тоталитарного государства, клеветой и обысками.

История «голубой крови» затянулась узлом на даче Белоярцева. После обыска ученый, любивший жизнь и бесконечно веривший в свое дело, покончил жизнь самоубийством 17 декабря 1985 года у себя на даче. Ему было 44 года. Через некоторое время на имя друга Белоярцева Бориса Третьяка пришло письмо, отправленное накануне самоубийства: «Не могу жить в атмосфере клеветы…»

«Почему Белоярцев не выдержал? – рассуждает Генрих Иваницкий. – Думаю, он был недостаточно закален, морально не готов к подобному испытанию. Чтобы жить в те годы и заниматься научной деятельностью, недостаточно было только блестящего ума. Необходима особая закалка, дипломатический дар. Иначе легко угодить в опалу партруководства и КГБ. Эти люди не любили чужих успехов. Все, что делалось хорошего в СССР, должно было “списываться” на заслуги КПСС. Травля, которую Белоярцев отнес только на свой личный счет, на самом деле была направлена не только на него, но и на то общее дело, которым мы занимались».

ЛИЦЕНЗИЯ НА ПРОИЗВОДСТВО

Ученый, который был в авангарде советской науки, не смог довести свой эксперимент до конца. Но дело продолжил Генрих Иваницкий. В 1990 году возобновились клинические испытания перфторана полуподпольно, уже на деньги последователей-энтузиастов, веривших в изобретение Белоярцева. Поскольку средств в то перестроечное время совсем ни у кого, в том числе и у государства, не было, сотрудники лаборатории Иваницкого стали «челноками» – закупали австрийскую кожу, продавали ее в Серпухов на фабрику перчаток, а на вырученные средства, продолжали работы по перфторану.

«Была только “подгонка” композиций, мы смотрели, насколько точно одно к другому подходит… Самое удивительное, что Белоярцев тогда угадал, по наитию угадал, что должно быть “так-то и так-то”, и все это так и осталось. Позже мы лишь дорабатывали технологию, чтобы делать препарат проще и не терять его свойств», – вспоминает Генрих Иваницкий, усилиями которого и усилиями его товарищей перфторан прошел все стадии клинических испытаний и был одобрен в декабре 1994 года, в феврале 1996 года получил регистрационное удостоверение, а в апреле 1997 года – лицензию на производство в качестве кровезаменителя.

Этот препарат, как и мечтал его создатель, не нуждается в иммунобиологической совместимости, поскольку он без группы крови, без резус-фактора, свободный от всех инфекций, и к тому же лекарство быстро выводится – выдыхается и заменяется эритроцитами.

Перфторан, который уменьшает расход донорской крови в полтора-два раза, не получил широкого распространения из-за своей недолговечности – он может быть лишь временным источником кислорода. К тому же условия хранения и транспортировки препарата при низких температурах оказались нерентабельными. Но медики продолжают открывать его новые свойства, и для них сейчас перфторан – полифункциональный препарат, который используется в качестве противоишемического и противогипоксического лекарственного средства, успешно применяется при операциях на сердце, в реанимации, при авариях промышленного характера; в частности, его активно используют в Кузбасском центре медицины катастроф при больших кровопотерях, ожогах и химических отравлениях шахтеров. Кроме того, перфторан идеально подходит для ускорения заживления ран и трофических нарушений.

В течение последнего десятилетия ХХ века было несколько попыток сделать перфторуглеродный кровезаменитель, который обладал бы теми же свойствами, что и перфторан. Но безуспешно, патент на перфторан сродни знаменитому патенту на «иглу Зингера», который никто так и не смог обойти. Дело в том, что запатентована смесь из двух различных перфторуглеродов и поверхностно-активного вещества, описаны его свойства. Обойти этот патент никто не может до сих пор.