— Этот человек был особым другом.

Николь попыталась придать голосу шутливый тон:

— Старая любовь? — игриво спросила она. Пожалуйста, скажи мне, умоляла она глазами. Скажи.

Блейк пожал плечами.

— Мне надо идти. Извини.

Он отстраненно поцеловал ее холодными губами и скрылся за дверью прежде, чем она успела что-то еще сказать.

День тянулся бесконечно долго. Николь немного поспала. Отказалась от ужина. Позволила уговорить себя на маленькую чашечку бульона и кивнула, когда Блейк сказал ей, что Джозеф рвется навестить ее.

— Тебе лучше? — спросил мальчик, появившись в дверях.

— Немного. К утру все пройдет, — заверила Николь, подумав, как любит этого ребенка. Глаза ее наполнились слезами, и Блейк, видя это, взял ее руку в свою.

— Я принес тебе кое-что, что сделал сегодня в школе, — сообщил Джозеф торжественным шепотом, преувеличенно тихо шагая к ее кровати.

Ее сердце растаяло.

— Правда?

Он сунул ей какой-то странный предмет — немного сплющенную раскрашенную коробку из-под овсяных хлопьев. Понимая, какую честь он ей оказывает, она с серьезным видом приняла ее.

— Я уронил ее на обратном пути, — объяснил он. — Мы играли в футбол, и она нечаянно оказалась в кустах вместе с мячом и чуть-чуть помялась. Тебе нравится?

Она узнала глицинию, которая была нарисована над аккуратно вырезанной дверью.

— Крэнфорд, — улыбнулась она. — Спасибо. — И добавила от чистого сердца: — Я сохраню это навсегда.

Джозеф просиял и взглянул на отца.

— Из нее получилась бы прекрасная мамочка, папа, — тоскливо проговорил он.

Блейк сделал глубокий вдох. Улыбнулся ей. И Николь замерла. Но было слишком поздно.

— Я тоже так думаю, — сказал он. Джозеф широко раскрыл глазенки:

— Ты хочешь сказать…

Его отец рассмеялся:

— Мы скоро поженимся.

— Ух ты! Здорово! Класс! — Джозеф зажал рот ладошкой, чтобы сдержать восторженные вопли.

Взгляд, который Блейк послал ей, выражал неподдельную любовь, и Николь откликнулась, счастливо улыбнувшись.

— И ты будешь моей мамой? — Джозеф прижался к Николь.

— У тебя есть мама. Я буду вместо мамы, — мягко проговорила она.

— Будешь печь торты с шоколадной крошкой и глазурью?

— Да, — ответила она, и сердце ее разрывалось от любви к Блейку и его сыну.

— И мы будем ходить на пикники, и ты будешь отчитывать меня, когда я свалюсь в речку или еще куда? — серьезно спросил он.

— Непременно.

— Я так счастлив, — вздохнул Джозеф. — Я смогу учить Люка ездить верхом. И ловить рыбу. И он будет моим братом и мы будем всем делиться!

Николь почувствовала, как Блейк напрягся при этих словах.

— Думаю, нам надо дать Николь отдохнуть, — сказал он.

Джозеф ласково обвил ручонками ее шею и поцеловал в обе щеки.

— Спокойной ночи, — сказал он с такой нежностью и любовью, что ее сердце на мгновенье замерло. — О, папочка, ну разве не здорово? — воскликнул он. — Мне хочется выбежать на улицу и немножко покричать, прежде чем идти спать, если можно. А то меня просто разорвет от счастья!

— Конечно, — усмехнулся Блейк. — Я знаю, что ты чувствуешь. — Он посерьезнел. — У меня такие же чувства. — Его голос дрогнул. — Такие уж мы, Джозеф.

Ласково поцеловав ее, он тоже вышел, и она услышала возбужденную болтовню Джозефа и затем его восторженные крики.

Блейк любит ее, сказала она себе. Ведь любит?

А потом она вспомнила, как он говорил, что значит для него Джозеф. Она испытывала те же чувства и понимала, что он пойдет на все ради сына. Даже женится на нелюбимой женщине.

Блейк обманул ее. Обманул всех. Он и его мать жили во лжи ради собственных целей — и оклеветали ее отца.

Эта ложь будет отравлять их отношения.

Позже Блейк скользнул в постель к ней. Обнял нежно и бережно, словно она была бесценной фарфоровой вазой. И она лежала без сна, пока он спал, обожая его и разрываясь между желанием промолчать и признаться, что она знает правду.

Ей стало холодно, и это, должно быть, разбудило его.

— Как твоя голова? Опять болит? — сонно пробормотал Блейк. — Я могу принести тебе чего-нибудь от…

— Нет, — прошептала она. — Обними меня, Блейк. Обними меня!

Удивленный ее страстью, он заключил ее в объятия, нежно целуя лицо.

— Головная боль! — воскликнул он с притворным укором. — А ведь мы еще даже не женаты!

Николь слабо рассмеялась.

— Ты… любил раньше? — спросила она дрожащим голосом.

— Нет. Я даже ни с кем не встречался с тех пор, как мой брак распался. — Она ждала слов, которые так жаждала услышать. Но ждала напрасно. — Мы должны сказать маме. Представить тебя. — Его рот скользнул по ее скуле и подбородку. — Джозеф на седьмом небе. Я с трудом уложил его. Боюсь, у него слишком длинный список того, что должны делать мамы с папами. Один из пунктов которого — вместе принимать ванну.

Николь не смогла сдержать улыбку.

— Я рада, что он доволен. Он ведь очень дорог тебе, да?

— Да. — Голос Блейка был хриплым. — Я хочу уберечь его от страданий. Беда в том, что я знаю, что это невозможно, — пробормотал он. — Он будет страдать. Это неизбежно. — Ей стало больно при виде его удрученного лица. Он тоже находит эту ситуацию неприемлемой, осознала она.

Николь было невыносимо видеть его таким. И внезапно она поняла, что должна делать. Она с радостью принесет эту жертву.

— Люби меня, — прошептала она, почувствовав вдруг лихорадочное желание быть как можно ближе к нему.

Они оба, казалось, нуждались друг в друге с одинаковым отчаянием. Они сорвали друг с друга одежду. Он был горячим и нетерпеливым, и ей было все равно, испытывает ли он всего лишь вожделение или любовь, потому что она хотела отдать ему все — сердце, душу и тело.

Она сможет держать рот на замке, потому что слишком сильно любит Блейка. И испытывает тоже самое к Джозефу. И потому что знает, что Джо позаботится о будущем Люка. Таково было ее решение.

Она застонала под яростными ласками Блейка. А потом они слились, соединились, сплелись в едином порыве наслаждения.

— Я люблю тебя, — прошептала Николь, когда они, уставшие, лежали рядом.

— О, Николь! — прохрипел Блейк и спрятал лицо у нее на шее.

Она стиснула челюсти. Ни слова любви. Неужели так будет всегда?

* * *

На следующее утро Николь проснулась рано, но Блейк уже ушел. Ей показалось, она услышала стук копыт по камням конюшенного двора. Она улыбнулась, догадавшись, что скачкой он, должно быть, хочет снять напряжение и чувство вины. В будущем, вероятно, будет много таких быстрых скачек. А что, интересно, будет делать она, чтобы сохранить рассудок?