«Господи! – подумала она в отчаянии. – Какая же я дура, господи!»

Ну, зачем, зачем ей понадобился этот сука Коноплев? Других мужиков, можно подумать, не хватало! Одних неженатых офицеров воздухоплавательного корпуса, почитай, три сотни душ. И это только тех, кто в звании выше мичмана и служит в главной базе флота. А ведь есть еще и женатые, – ну, чем они, в конце концов, хуже других? – и совсем молоденькие (курсанты да мичмана), или вот инженеры на Верфях и в Арсенале… И все, что характерно, проверенные, и не абы как, а тартарской контрразведкой, которая мышей ловит так, что только за ушами от жевательных движений трещит. Так нет же! Повелась на красивые глаза ублюдка, а в результате…

Дарья выстрелила. Получилось лучше, чем ожидала. Словно кто-то за нее дело сделал. Раз – и готово. Выстрел, – а «корпор» стреляет разогнанными до двух звуков «горячими пулями», – и фигуру в тяжелой броне сносит, словно кеглю шаром.

«Есть!»

Выстрел. Но на этот раз «прицеливание» получилось смазанным, и еще одному подонку просто оторвало ногу, хотя, в конце концов, тоже унесло на хрен куда-то назад.

Дарья забежала за угол, отчаянно умоляя открыться ближайший лифт, и сезам, что любопытно, открылся. Противоположная стена – метров десять впереди по коридору – раскрылась, наподобие бутона плотоядного цветка, и Дарья, не задумавшись даже о том, откуда у нее вдруг взялось умение управлять всей этой сложной машинерией корабля, сломя голову бросилась к лифтовому шлюзу.

«Есть!» – она успела и на этот раз.

Взлетела куда-то в неведомую высь, переместившись заодно, если верить ощущениям, на какое-то расстояние вправо, – и вывалилась из лифта в незнакомом, что не удивительно, и довольно-таки странном месте. То есть о том, что место «странное», Дарья подумала не сразу. Для начала она постояла немного, согнувшись едва ли не пополам, и пытаясь отдышаться. Потом разогнулась, огляделась, наконец, и вот в этот именно момент поняла сразу две вещи.

Первое. Она совершенно не представляет, где находится.

И второе – ее голова внезапно «очистилась». Ну, по-другому и не скажешь. Раньше… Наверное, с того момента, как она ощутила тревогу, или чуть позже… В общем, теперь Дарья думала, что это было похоже на далекий гул. Но «услышать» его, осознать присутствие – можно было только тогда, когда он исчезнет из головы. Методом исключения, так сказать. Именно это с Дарьей сейчас и произошло. Гул смолк, и она поняла, что все время его слышала. Но вместе с гулом исчезла и уверенность в себе.

«Я…» – она находилась где-то нигде, совершенно не представляя, как сюда попала. То есть не так. Или так, но по-другому. Дарья помнила, как они путешествовали и прятались с Сабиной. Как их накрыли номады в шлюпочном кессоне. Помнила, как бежала, удирая от преследователей, и как потерялась – помнила тоже. Но и оставшись одна, Дарья, словно бы знала, куда идет и зачем. Понимала, что происходит, и умела, себя защитить. Буквально пару мгновений назад она стреляла из этого вот оружия, но теперь не помнила даже того, как оно называется. И как вызвала лифт, не помнила, хотя и осознавала, что именно на лифте сюда и прибыла.

«Сюда…»

Она находилась в просторном купольном зале. Простой, жесткий декор – старое темное дерево, покрытая патиной бронза и холодный темно-красный гранит. Минимум деталей, но одно очевидно – это не человеческая эстетика. Чужая, чуждая, но притягательная.

«Музей?»

Возможно, но только если бы создавали его люди, а в этом-то Дарья как раз и сомневалась. На каменных выступах, словно бы вылепленных из гранита, как из глины, лежали бронзовые диски, а на дисках… У Дарьи не нашлось подходящего слова, чтобы назвать эти объекты. Очень разные, но чем-то неуловимо похожие друг на друга. Маленькие и большие, сделанные, как казалось, из горных пород разного типа – гладкие и ноздреватые, яркие и блеклые, светло-зеленые, охряные, палевые – они не имели определенной формы и не производили впечатления «рукотворности», хотя собранные вместе отметали гипотезу о своем естественном происхождении самым решительным образом.

И еще. Они ее «звали».

– Слышите?

Дарья вздрогнула и оглянулась на голос. Метрах в пятнадцати от нее, в тени огромного источенного кавернами камня сидел в кресле Главный Кормчий. Кресло у него было отнюдь не роскошное, простое и старое, сделанное из потемневшего от времени дерева. Да и сам Кормчий выглядел не лучшим образом: осунулся, поблек. Шинель валялась на полу, фуражка тоже. Ворот кителя расстегнут, в углу рта – потухшая сигаретка.

– Слышите? – повторил вопрос Кормчий.

– А должна? – ей отчего-то стало страшно, но она понимала, что от этого уже не уйти. Дело сделано. Где-то так.

– Смотря, кто вы, Дарья. – Старик, а сейчас Дарья увидела, что он действительно отнюдь не молод, вынул изо рта сигаретку, поглядел на нее с удивлением и отбросил в сторону. Окурок пролетел метр или два и вдруг исчез. Просто канул в небытие, и все.

– Объяснитесь! – потребовала Дарья, не любившая недомолвок.

– Если вы просто человек, то не должны. Но вы же не совсем человек?

– Я… – Ну, что она должна была ему сказать? Рассказать свою историю? Но только ли ее это тайна?

– Я не знаю, – сказала она.

– Свою историю мне не расскажете, – кивнул Кормчий. – Ваше право. Я вашего доверия не заслужил, но, быть может, когда-нибудь потом.

– А?.. – Дарья неожиданно сообразила, что долг платежом красен, и, ответив отказом, она лишает себя права задавать свои вопросы.

– Сообразили? – старик достал из кармана портсигар и щелкнул крышкой.

– Да. Но…

– Об этом не беспокойтесь! – отмахнулся старик. – Сражение окончено. Мы победили. Ваши опекуны целы и невредимы. Ну а секреты, которые слышат эти стены, здесь и остаются. Это твердо. Что-то еще? Стул? Вино? Папиросу?

– Стул, чашку черного чая и папиросу, – перечислила она, хотя, если бы могла, удрала бы сразу, но она даже не знала, как сюда попала, тем более не представляла, как отсюда выбраться.

– Вообще-то, сюда по собственному желанию не попасть, – ей показалось, что Кормчий читает ее мысли, но, с другой стороны, что тут удивительного, после всего остального? – Но вы попали сюда именно так. Это в качестве аванса. Садитесь!

Дарья оглянулась. Оказывается, за ее спиной стоял стул. А слева от стула столик. На столешнице фарфоровый сервиз – чашка, блюдце, чайник и сахарница, – хрустальная пепельница, папиросы «Аякс» и коробок спичек.

«Оперативно! И словно по волшебству!»

– Спасибо! – она села, взяла чайник, наполнила чашку. Чай был горячий и крепкий, и пах умопомрачительно. Дарья поднесла чашку к губам. Осторожно попробовала и с удивлением обнаружила, что чай в чашке разогрет ровно настолько, чтобы его можно было пить, не обжигаясь, но и не раздражаясь на то, что остыл.