найти где-нибудь пятнышко, или хоть что-нибудь, что отличало бы одного человека от другого. Он ничего не находил. Я тоже смотрела через лупу, но сперва держала ее не так, как следует; мне нравилось так отчетливо видеть на снимке предметы мастерской. Вдруг, я увидала отрывной календарь; он был очень мал, но через лупу я явственно увидела цифру 13. Я сказала скульптору, что, если бы художница могла бы сказать или доказать, где она находилась 13-го числа тогда дело было бы улажено. Он очень обрадовался моему открытию, и написал жене, которая, конечно, взяла с собой первый снимок для указания причин развода, чтобы она посмотрела через лупу на число, обозначенное на календаре и затем спросила бы художницу, где та была 13 числа. До сих пор мы не посвятили в дело невинно заподозренную. Художницы не было в Берлине, она с декабря была в каком-то имении, где писала портрет, но жену его не так легко было успокоить. По ее словам, это произошло 13-го, но ведь скульптор начал свой эскиз пред Рождеством и Новым Годом. Когда это подозрение было устранено, то она стала утверждать, что художница, конечно, приехала на день в Берлин. Был сделан запрос, почему она не зашла к нам, ведь она 13-го была в Берлине, и получили ответ, который пришел лишь спустя три дня, что она ни на одно мгновение не оставляла имения, где находится; – этим мир между супругами был, наконец, восстановлен.

Теперь я больше никогда не позволю себя снимать, неважно видно лицо или нет. Могло ведь дойти и до суда и мне, быть может, пришлось бы там раздеться перед судьями, чтобы можно было установить истину. И все это как раз теперь, когда моя мать ищет для меня жениха. Это было бы очень кстати!

20 февраля

Я с матерью была вчера на одной вечеринке общества игры в кегли. Матери очень хотелось бы, чтобы я вышла замуж. Но кто мне пара? Благодаря моему знакомству с художниками, я привыкла к таким людям, которые говорят о вещах, заставляющих над многим задумываться. Я достала много интересных и серьезных книг и по поводу прочитанного всегда говорила с этими господами, так что я чувствую интерес к таким вещам, о которых ни на вечеринке, ни дома, ни с кем не могу поговорить. Поэтому я очень одинока и мать всегда говорит мне: «такую кикимору, как ты, никто и не захочет». Я не могла смеяться на спектакле на вечернике, так как там были намеки на события, действительно имевшие место быть, но мне неизвестные. А разговор за столом, где мы сидели и где сидело еще два-три красивых, сильных, молодых парня, касался лишь того, как они веселились, как была хороша игра в кегли, кто больше всех взял очков; при этом они пили бесчисленное количество кружек пива и щелкали какие-то особые орехи; как я могла себя чувствовать при этом хорошо! Да, когда был жив Франц, я с ним всегда могла смеяться. Нехорошо с моей стороны, что я так скоро позабыла о нем, что я так страстно желаю, чтобы кто-нибудь опять был ко мне так же добр, как он. Но так как мать мне постоянно надоедает с моим замужеством, я часто думаю, какой муж был бы мне подходящей парой. Художник! Нет, эти господа женятся лишь на некрасивых женщинах, т. е. на деньгах! Правда, два– три художника женились на своих натурщицах, но, говорят, их потом презирали товарищи, так как они не могли говорить, «милостивая государыня» – той женщине, которую видали обнаженной. С кем еще я встречалась? С самодовольными мопсами в клубе, с ними у меня нет ничего общего; они не знают ни одной книги, ни одной картины, ни одного художника, напротив того, когда говоришь с ними об искусстве они корчат подозрительную мину. Как мило было в Карлегагене! Как мне было хорошо с интеллигентными людьми! Да, но это в прошлом!

Конец марта (26)

Вчера, у художника, который нарисовал купающуюся девушку, я познакомилась с писателем, и в результате этого знакомства я получила обещание получить кучу бесплатных билетов в разные театры. Что ж, этим я воспользуюсь. Мы как раз были в разгаре беседы, как вдруг к художнику пришли с визитом две дамы. Писатель спокойно представил меня им, между тем как робкий художник не знал, что ему делать. Я спокойно приняла участие в разговоре и одна из дам молвила: «Вы имеете удивительно правильное суждение». Какие, однако, взгляды бывают у богатых дам, которым нечем заняться, кроме как носить дорогие украшения и болтать о пустяках. Не помню, как, но разговор перешел на тему натурщиц. Художник сказал, что всякий раз, как речь заходит о натурщицах, люди улыбаются такой смущённой улыбкой, как будто речь идет о чем-то неприличном и двусмысленном. Но ведь это необходимость и часто очень дорогая необходимость, а отношения между художником и натурщицей – всегда чисто деловые.

«Ну, – произнесла одна дама, – лучше не говорить на эту тему, потому что, если это необходимость, то необходимость все-таки неприличная».

Вы можете себе представить мое положение, художником овладел невероятный ужас – тогда как писатель чуть ли не визжал от удовольствия и жестами пытался придать мне побольше мужества; тем не менее, я начала защищать натурщиц и очень усердно. А когда одна из дам сказала, что все это хорошо и мило, но ведь нельзя же таких причислять к приличному обществу, как я сейчас же назвала двух профессоров, которые женились на бывших натурщицах. Мои собеседницы сделали тогда удивленные глаза. Мне кажется, они вбили себе в голову, что на лице натурщицы написано, что она натурщица и это-то и отличает ее от всех остальных людей. Точь-в-точь, как я ребенком была убеждена, что у воров длинные когти. Но тут я вспомнила слова Франца и с апломбом сказала, что натурщицы отличаются от остальных людей правильным телосложением. «Ах так»! – сказали они; так вот в чем вся суть! Но, прибавила я, и этого недостаточно и тут я выложила все знания, полученные за годы позирования от художников: женское тело должно быть достаточно мускулистым, а не только состоять из горы жировых отложений и пр. Одна из дам на это заметила, что она охотно пошла бы со мной в музей, потому что я много понимаю в искусстве. Я спокойно согласилась на это, даже и не думая выполнить своего обещания; я ждала только случая сказать им что, что перед ними настоящая натурщица. Но этого