— Тяжелый день. Не обращай внимания. И… — Он еще сильнее тряхнул головой, точно встряхивал не упавшие на глаза волосы, а мозги. — Я просто не хочу тебя гонять туда-обратно… Или ты уже закончила рисовать?

Он только сейчас глянул на стену: до этого момента взгляд фокусировался лишь на лице Насти, боясь скользнуть ниже по тонкой шее. За спиной все сливалось в радужный шар, но сейчас он рассмотрел графическую композицию, в которой смутно угадывались две человеческие фигуры, тянущиеся друг к другу — или это у него просто уже едет крыша от всех этих баб?!

— Нет, не закончила. Это только кажется простым…

В голосе обида или что-то большее… Гнев? На его невежество!

— Не кажется… Просто ты диван подвинула…

— Я проверяла, как смотрится все вместе.

— Хорошо смотрится.

— Вам нравится? Честно?

Он кивнул. Нервно. Несколько раз. А потом осторожно подошёл к дивану. Сбоку. И чуть ли не ткнулся в стену носом.

— Сколько мазков! — он скосил глаза в сторону сжавшей перед собой руки взволнованной гостьи. — А издалека все кажется идеально гладким. Ты очень талантливая, Настя.

Сейчас, вблизи, ее румянец был еще ярче, и температура его тела подскочила до сорока. Пришлось отступить к спасительному косяку. Может, он все же перебрал с водкой?

— Ничего особенного. У нас в училище много ребят, которые рисуют намного лучше меня.

Он сжал губы, потом медленно выпустил, вместе с паром, скопившимся в горле.

— Неправильная ты, Настя, — и даже покачал головой. — Ты должна говорить заказчику, что ты лучшая и ему ужасно повезло заполучить именно тебя. Скромность тебя ни к чему хорошему не приведёт. Надо уметь не только что-то делать очень хорошо, но еще и продать свое умение за большие деньги. Если ты себя не ценишь, то кто ж за тебя такую заплатит?

— Я не собираюсь никому себя продавать!

Она выпалила слова, точно пулеметную очередь, и Иннокентий лишь чудом не схватился за сердце, но затылком к косяку все же приложился и замер.

— Извини, Настя. Я не так выразился. Ладно… Какую пиццу хочешь? — Иннокентий снова поднял телефон к лицу, точно ослеп. — С мясом? Ты же ешь мясо?

— Мышки очень любят сыр…

Иннокентий махнул телефоном, точно рассекал воздух мечом.

— Хватит издеваться!

От его крика Настя сжалась в комок, и Иннокентий с извинениями отвернулся.

— Сырная так сырная. Я всеяден.

Он сделал заказ и сунул телефон в задний карман джинсов.

— Слушай, Настя, давай начнём говорить, как взрослые люди. И обоюдно перейдем на ты, хорошо?

Она кивнула. Он тоже. Сам не понял, зачем.

— Тебе осталось вытерпеть меня совсем недолго, — На телефон больше не нужно было смотреть, но он впился взглядом в экран, чтобы не смотреть на нервно вздымающуюся грудь Насти. — Пиццу привезут через полчаса, ну максимум минут сорок. Так что через час можно и нужно лечь спать, — он даже глаза прикрыл, произнося многозначный глагол. — Мне лично довольно рано на работу, а нам еще надо с тобой найти кафе позавтракать, — он снова попытался улыбнуться. — Сейчас принесу тебе простынь с одеялом. В душ хочешь сейчас или после пиццы?

— После можно?

Наверное, она смотрела в этот момент на него, но Иннокентий не стал рисковать, проверяя.

— Все можно, — бросил он и отвернулся, продолжая гипнотизировать экран.

Размашистым шагом прошёл в спальню и замер подле идеально застеленной кровати. И сразу же все внутри сжалось от непреодолимого желания смять ее, но этого не произойдет. Ни сейчас, ни потом. Он не прикоснется к девчонке. Не выместит на ней злость на другую. Она уйдет завтра в свою жизнь, а эту ночь они как-нибудь уж перекантуются вдвоем в этих четырёх стенах.

Он сорвал покрывало и перекинуть через плечо. Потом нагнулся и вытащил из подкроватного ящика аккуратно сложенные простыни. Стянул с одной из подушек наволочку и принёс Насте, чтобы та сама постелила себе на диване постель.

— Вместо пододеяльника вот тебе вторая простыня — поспишь на американский манер. Не против? Покрывало все равно в него не засунуть. Но оно довольно теплое. Флис.

Настя пожала плечами.

— Все хорошо. Вы… Ты не волнуйся, я почти все детство проспала на диване. Так что все нормально. Пусть я уже и не маленькая, помещусь.

Так хотелось сказать — ты и сейчас маленькая. Когда ты родилась, я уже в школу пошел. Но Иннокентий промолчал.

Чайник закипал мучительно долго. И так же мучительно долго Иннокентий смотрел, как двигались под узкой футболкой острые девичьи лопатки — лучше бы она уже переоделась в его мешок, а то сейчас самому придётся переодеваться без всякого душа. Похоже, стоит в другой раз подстричься под ноль — тогда, может, чёлка не будет липнуть к вспотевшему лбу. Хоть в рекламе снимайся — проверка спортивного дезодоранта на надежность. Или проверка его принципов. Мужских не мужских, это уже вопрос третий. Нет, он к ней не полезет. Она здесь случайно и он здесь случайно. Их жизни никоим образом не пересеклись даже на одну ночь.

— Тебе сахар в чай класть?

Настя обернулась с невинной улыбкой, которая скинула ей еще пару годков. Да хоть паспорт проси или про ЭГЭ спрашивай…

— Две ложки.

Она отвернулась. Он прикрыл глаза и выдохнул. Это самый длинный вечер в его жизни. Скорей бы уже утро…

Настя снова повернулась. Уже с дымящейся чашкой.

— Может, пиццу все же дождемся? Они уже эсэмэску прислали.

— Хорошо, — и она снова отвернулась к кухонным шкафчикам.

Кто сказал, что двадцатиметровая кухня большая, никогда не приглашал в гости девушку, к которой нельзя прикоснуться. Хозяин совсем забился в угол и боялся даже ногу вытянуть. Что же это такое? Да даже если девушка нравится, за ней же еще поухаживать надо, а не сразу в койку кидать, а тут дышать рядом невозможно. Такое только в книжках бывает, а в реальности это расшатавшиеся от родственничков и Моники нервы. Надо просто заблокировать их табаком.

— Настя!

Она сразу обернулась.

— Можно, я покурю?

— Конечно, — она кивнула и продолжила мешать ложкой в своей чашке чай.

— Ты не куришь?

— Не курю, — отозвалась она, не оборачиваясь. — Но у нас все курят, так что я привыкла.

— А чего не куришь сама? Здоровье бережешь? Или не понравилось?

Она обернулась и подошла к столу с двумя чашками.

— Правду сказать?

Она, кажется, ему даже подмигнула, или это Иннокентий сам моргнул, спасаясь от ее пристального взгляда.