– Кто ты такой? – спросил незнакомец.

– Я… – Егор замолчал и огляделся.

Он лежал на дне ямы, похожей на воронку, образовавшуюся от взрыва бомбы. Штаны его, сделанные из какого-то синтетического материала, были испачканы грязью. На рукаве такой же синтетической куртки он обнаружил пятна крови.

– Так кто ты такой? – повторил свой вопрос верзила.

– Я… – Егор посмотрел незнакомцу в глаза и договорил: – …Волчок.

Верзила помолчал, ожидая продолжения, но поскольку его не последовало, спросил удивленно:

– И все?

Егор напряг память. Перед глазами встало морщинистое, слегка одутловатое лицо Гитлера и его выпученные от ужаса глаза, обведенные тенями.

– Я его убил! – пробормотал вдруг Егор.

– Кого?

Волчок посмотрел парню в глаза и хрипло вымолвил:

– Гитлера!

Здоровяк усмехнулся:

– Да, брат, плохи твои дела.

– Что? – не понял Егор.

– Тебя контузило, – объяснил верзила. – Снаряд разорвался в шести метрах от тебя. Один из осколков расцарапал тебе затылок, но других ран на твоем теле нет. Ты помнишь хоть что-нибудь, кроме своего имени?

Егор сдвинул брови, несколько секунд размышлял, а потом медленно покачал головой и сказал:

– Кажется… нет.

Он поймал себя на том, что тоже говорит по-немецки. Видимо, теперь это было в порядке вещей.

– Такое бывает после контузий. Но ты не волнуйся. Главное, что черепуха цела. Через пару-тройку дней память к тебе вернется.

Верзила сунул пистолет за ремень и протянул Егору огромную, грязную ладонь.

– Шрам! – сказал он.

– Что? – снова не понял Егор.

– Это мое имя – Шрам.

Егор пожал протянутую пятерню. Верзила стянул с ремня пластиковую флягу, открутил крышку и протянул флягу Волчку:

– На-ка, хлебни.

Егор недоверчиво посмотрел на фляжку:

– Что это?

– Пей, не отравишься. Если бы я захотел тебя убить, я бы сделал это, пока ты был в отключке. Но не бойся, в нашем отряде не жрут людей.

– А в других?

– В некоторых жрут.

Егор поднес флягу к губам и сделал осторожный глоток. Рот наполнился вкусом синтетики с нотками миндальной горечи.

– Ну и дрянь, – вымолвил он.

Шрам усмехнулся:

– Разве?

Он вынул флягу из пальцев Егора и отхлебнул. Погонял во рту и проглотил.

– Отличная синт-рецина, – сказал он. – Прямо с фашистского медицинского склада.

Как ни странно – пойло подействовало освежающе. Егор почувствовал себя легче. Головная боль притупилась, ломота в висках прошла.

– Что произошло? – спросил Егор. – И где мы?

– Был бой, – ответил верзила, нахмурившись. – От нашей разведгруппы остался я один. Остальных перебили.

– А как здесь очутился я?

Шрам чуть прищурил черные глаза:

– Это зависит от того, кто ты такой, Волчок. Вспомнишь это – вспомнишь и все остальное. В последнее время развелось много слэвов-шатунов, которые бродят повсюду.

– Зачем?

– Кто ж их знает. Это что-то вроде психоза. Люди просто устали от всего. Устали жить.

Егор медленно поднялся на ноги.

– Чего вскочил? – грубовато осведомился Шрам.

– Хочу осмотреться.

– Валяй, только осторожнее.

Егор, хватаясь руками за комья земли, вскарабкался к краю воронки и осторожно выглянул наружу.

Окружающий мир был мрачен и безрадостен. Изрытая снарядами земля, человеческие трупы, разбросанные там и тут, лужицы крови между затвердевшими комками земли, редкие участки выгоревшей травы и еще более редкие деревья – чахлые, невысокие, кривые. Поодаль виднелись закопченные остатки фундаментов зданий. Валялись остовы каких-то обгоревших машин. Настоящий апокалипсический пейзаж, словно в какой-нибудь компьютерной игре, наподобие Fallout.

Егор скатился на дно воронки.

– Долго нам еще тут сидеть? – спросил он у Шрама.

– Не очень, – ответил тот. – Подождем, пока все утихнет, и двинем отсюда.

Егор с силой потер пальцами виски.

«Дьявольщина какая-то», – мрачно подумал он. Потом снова взглянул на здоровяка с пистолетами и задал вопрос, вполне достойный контуженного:

– Какой сейчас год?

Тот ухмыльнулся:

– Да, брат, здорово же тебя шандарахнуло. Сегодня третье сентября две тыщи одиннадцатого.

У Егора пересохло во рту.

– Две тысячи одиннадцатый год? – хрипло проговорил он. – Ты уверен?

– К гадалке не ходи.

Егор снова потер пальцами виски. Из-за головной боли окружающий мир казался зыбким и нереальным. Возможно, он таким и был.

– Что это за война? – спросил Егор. – Когда она началась?

– Давно. Еще в прошлом веке, не то в тридцать восьмом, не то в тридцать девятом. Немцы напали на Польшу, и понеслось. Говорят, союзные войска могли победить и уже вошли в Германию, но в сорок третьем немцы сбросили на Москву, Лондон и Нью-Йорк ядерные бомбы. С тех пор они – короли, а весь мир – дерьмо собачье.

– А где мы сейчас?

– В рейх-области Московии, брат.

– Кто правит этой «Московией»?

Шрам посмотрел на Егора удивленно.

– Однако! До недавнего времени правил Гуталин.

– Кто-кто?

– Иосиф Сталин, брат. Говорят, они с фюрером были большими приятелями.

– С фюрером? Ты сказал фюрер?

– Ну да.

– Но ведь я…

«Ведь я убил Гитлера», – хотел возразить Егор, но удержался. Похоже, мир превратился в настоящий ад. Но почему? Как такое могло случиться? Внезапно Егора осенило. Он облизнул пересохшие губы и хрипло спросил:

– Как звали фюрера?

– Бывшего или нынешнего?

– Бывшего.

– Герман Геринг. Толстяк окочурился двенадцать лет назад, и на смену ему пришел Геринг Второй, его ублюдочный наследник.

– Значит… Геринг, – пробормотал Егор.

«Ты что-нибудь слышал про атомную бомбу? – прозвучал у него в голове голос рейхсмаршала. – Одна такая бомба способна стереть с лица земли небольшой город! И мы близки к ее созданию. В Германии работают две группы физиков, и работа эта дает свои плоды. Однако фюрер не верит в мощь бомбы и считает траты на ее создание неоправданным расточительством. Этот человек не умеет заглядывать в будущее. А я умею».