– Думаю, это должно вам казаться сущим пустяком после всего, что вы пережили, – заметила я, кивнув на его шрамы.

Он слегка пожал плечами.

– Да, но должен признаться, твои процедуры гораздо приятнее. По крайней мере, твои снадобья лучше пахнут. Кажется, бразильский парень, который латал мне раны, в свои припарки клал навоз.

– Прижмите, – скомандовала я. Он прижал носовой платок к одной из ранок, а я нагнулась, чтобы получше изучить его шрамы. Один из них пересекал его плечо и достигал татуировки с головой китайского дракона у него на спине.

– Впечатляюще, – пробормотала я. – Может, его припарки и были примитивны, но рану он зашил очень качественно. Возможно, вы помните, какого размера иглой он пользовался? Я бы сказала, что это игла для вышивания, а не для штопки, но хотелось бы в этом убедиться.

Стокер кисло взглянул на меня.

– Кажется, это была игла дикобраза. Ты закончила свое исследование?

Я выпрямилась и отряхнула юбку.

– Прошу прощения, но вы первым затронули эту тему. Можно больше не прижимать платок. Подозреваю, кровь уже свернулась, если, конечно, у вас нет какого-нибудь редкого заболевания.

Он вернул мне испачканный кровью носовой платок, и я убрала его в карман вместе с маслом календулы.

– Все готово. Я выйду, а вы попробуйте снять брюки, только аккуратно. Или, пожалуй, я оставлю масло календулы здесь.

Улыбнувшись, я протянула ему платок и масло и вышла из фургона.

* * *

Шатер Саломеи выглядел точно так, как я его себе представляла: воплощение чувственности, весь в складках шелка, густо пропитанный благовониями.

Но я не ожидала, что посреди комнаты будут сохнуть чулки, а по углам – копиться горы грязных носовых платков и несвежих сорочек. На оттоманке – золоченая картонная коробка конфет, по дивану разбросаны недоеденные сладости: здесь – кусочек кокоса, там – огрызок засахаренной дольки. Она жестом предложила мне сесть, я расчистила себе местечко на диване и примостилась рядом со стопкой пожелтевших от времени модных журналов. «Неудивительно, что она питает слабость к мистеру Стокеру, – мрачно подумала я. – В бытовом плане они удивительно похожи».

Она принялась копаться в сундуках.

– И как вам бродячая жизнь? – спросила она. – Думаю, очень непривычно.

– Почему вы так думаете?

Она томно пожала плечиком.

– Новых людей в этом деле видно сразу.

– Как интересно, – ответила я.

Она подняла голову и насмешливо взглянула на меня.

– Сразу можно было предположить, что языком вы масла не собьете. Вы не из тех женщин, у кого душа нараспашку, в которых кипят страсти! – воскликнула она, широко раскинув руки в жесте, который показался бы излишне вычурным даже Саре Бернар.

Меня позабавили ее умозаключения, но я решила, что сейчас не стоит ей на это указывать. За время своих путешествий я поняла, что обычно люди не могут устоять перед соблазном учить жизни тех, кто кажется им в чем-то менее сведущим, и мне пришло в голову, что я могу воспользоваться этим и побольше разузнать о моем так называемом муже и его нынешнем плачевном положении.

Саломея явно играла роль страстной любовницы, жалеющей тихоню-жену, и я подумала, что несложно будет воспользоваться ее самоуверенностью.

– О, прошу вас, не говорите о страсти, – пробормотала я. – В такие моменты я совсем теряюсь.

Секунду я сомневалась, не слишком ли очевидным было мое притворство, но сразу же поняла, что все в порядке. Саломея вновь окинула меня насмешливым взглядом и даже скривила губы. Представление было впечатляющее.

– Это оттого, что у вас холодная кровь. Удивительно, как Стокер мог жениться на такой женщине, – выпалила она. – Какой мужчина, сколько в нем огня! Когда он полон энергии, он как бык: сильный, гордый, такой чувственный!

Ее глаза заблестели от приятных воспоминаний, а я подавила зевок. Она была так предсказуема, удивительно, что Стокер не устал от ее сцен за пару недель. Но я опустила глаза и только скромно на нее посматривала.

– Вы знаете его уже так давно, – смиренно заметила я. – Наверное, вы понимаете его гораздо лучше, я не могу и надеяться, что когда-нибудь сравняюсь с вами в этом.

– Да, это правда, – согласилась она и с выражением полного триумфа на лице вновь принялась рыться в своих сундуках.

– Тогда вы должны знать, какую обиду затаил на него Колоссо, – рискнула я прощупать почву, с опаской наблюдая, проглотит ли она наживку.

Саломея не устояла перед возможностью блеснуть передо мной своими знаниями. Она выпрямилась и хлопнула себя по бедру.

– Ну конечно, я знаю! Это все из-за Малышки Элис.

– Малышки Элис?

Она закатила глаза.

– О господи, ваш муж хоть что-то вам рассказывает?

Вздохнув, она продолжила:

– Стокер пришел в цирк еще ребенком. Он путешествовал с нами полгода, учился метать ножи и показывать другие фокусы. Потом он надолго покинул нас, но всегда возвращался, чтобы повидаться с нами, особенно со мной, – добавила она, сладострастно улыбнувшись. – В последний раз он был здесь четыре года назад. До этого мы очень долго с ним не виделись, и когда он наконец приехал, то был совсем другим, мы не могли его узнать: весь в шрамах после несчастья в Бразилии, и было непонятно, сохранит ли он глаз. Его дух был сломлен. Он даже не захотел встретиться со мной, – сказала она, надув губы. – Держался обособленно, жонглировал булавами и натягивал веревки шатров только для того, чтобы прокормиться. Ни с кем не разговаривал, кроме Малышки Элис.

– А кто она такая?

Саломея пренебрежительно махнула рукой, как богиня, смахивающая блоху.

– Никто, урод, родилась без ног ниже колен. Профессор наряжал ее в детские платьица и сажал в коляску, она была у нас «Малышкой Элис, взрослым младенцем». Но Элис это не нравилось, и она жаловалась Стокеру. Однажды, когда он ловил рыбу в реке, ему в голову пришла одна мысль. Работа заняла несколько месяцев, но наконец он сделал для нее хвост, как у рыбы, серебряный, с зеленым и розовым. С ним она смогла плавать и стала свободной, как русалка.

– Просто потрясающе. И все получилось?

– Конечно, получилось! У Стокера удивительно искусные руки, – сказала она мечтательно. Она отвлеклась, несомненно, захваченная непристойными воспоминаниями, и сейчас я прекрасно понимала ее чувства.

Я откашлялась, чтобы вернуть ее к теме нашей беседы.

– Это должно было совершенно изменить жизнь Малышки Элис, – предположила я.

– Могло бы. Но профессор не хотел об этом слышать. Элис приносила слишком много денег, чтобы отпустить ее.

– И что случилось потом?

Она пожала плечами.