Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Р-равняйсь! – скомандовал комроты-1.
Чачу и новый комбат наконец-то вышли из палатки.
– Смир-рно!
Батальон привычно выполнил строевую команду. Он все еще подчинялся своим офицерам…
– Господин ротмистр, 202-й истребительный батальон построен для…
– Вольно, прим-лейтенант.
– Батальо-он! Вольно! – переадресовал тот команду солдатам.
Чачу вынул папиросу изо рта, откашлялся, сбил пепел.
– Ну что, медведи, прощаюсь с вами. Вот вам новый командир. – Чачу назвал фамилию капитана, приехавшего ему на смену. – Опытный фронтовик. Не позорьте меня перед ним! А теперь мне осталось только…
Он выбросил папиросу и вскинул ладонь к фуражке, отдавая честь батальону, своим медведям, своим ребятам…
Батальон ответил ему: все как один приняли стойку «смирно».
– Хорошо… Теперь они ваши, капитан.
И Чачу побрел к машине. Забрался на переднее сиденье, сделал священнику знак, мол, ты тоже залезай. Тот принялся устраивать на заднем сиденье чемодан, но сей же час замочек открылся, и из чемоданьей утробы посыпалась одежда, богослужебные предметы, разная мелочь. Священник лихорадочно схватил одну вещь, другую, третью… ему пришлось наклониться и пошарить в траве.
Война – капризная дама. Порой она дарит жизнь и присуждает смерть, следуя логике мелочей… Впоследствии много раз вспоминал Рэм проклятый поповский чемодан. Если бы он не раскрылся столь нелепо, все кончилось бы куда красивее. Ох, насколько лучше все завершилось бы, наверное, если б не дурацкая неисправность дурацкого проржавелого замочка!
Но… война.
Новый командир батальона, усатый карлик, бритый под ноль, сообщил солдатам: позавчера моторизованные части южан глубоко вклинились в оборону императорских… м-м-м… то есть республиканских войск. И если не остановить его вовремя, может произойти катастрофа. Надежда только на них, овеянных боевой славой медведей…
…священник все копался со своим барахлом…
…а потому им, медведям, предстоит вновь доказать высоту своего духа, шагнуть в огонь, слиться с огнем! И в едином строю героев…
– Какая чушь…
…священник нашел наконец потерянную вещь и разогнулся.
– Что? Что ты сказал, рядовой? – переспросил новый комбат.
И воцарилась тишина.
Усатый капитан сделал несколько быстрых шагов и встал перед Фильшем. Так близко, что между их лицами осталось пространства не более чем на ширину ладони.
– Фамилия! Должность! – каркнул капитан.
– Первый номер истребительно-противотанкового расчета… – бойко начал Фильш, но потом запнулся, глянул куда-то в сторону и не по-военному устало произнес: – Все, капитан. Надо как-то кончать с этим…
Новый комбат внимательно смотрел в лицо Фильшу. Тот сначала буровил взглядом воздух, потом – землю под ногами, а затем уставился на самого офицера.
– Неповиновение в условиях боевых действий. Ты у меня дерьмо жрать будешь, солдат, и просить добавки, – спокойно, без нажима сказал коротышка в глаза Фильшу.
Тот не выдержал и заорал что есть мочи:
– Кончилась твоя власть, капитан! Иди на хрен!!!
«Какой идиот! – безнадежно подумал Рэм. – Ну надо же быть таким идиотом…»
Все произошедшее после выкрика Фильша заняло несколько мгновений. Многие просто не успели понять, какая муха укусила хорошо знакомых людей, и даже не сдвинулись с места. Шеренга безмолвно следила за действиями нескольких человек.
Новый комбат впечатал кулак в левую скулу Фильша. Костяшки пальцев громко чвакнули, соприкоснувшись с плотью лица. Фильш рухнул и завыл, корчась на земле.
– Я такое уже видел, – объявил капитан остальным солдатам. – И я не позволю тут бунтовать!
С этими словами он расстегнул кобуру. Дэк выскочил из строя, сдергивая с плеча винтовку и крича.
– Огонь! Огонь по нему, кретины!
Стрелок из роты поддержки, назначенный депутатом на ночном сборище, затеял какую-то длинную невнятную фразу:
– Именем солдатского совета… я вас… призываю я вас… не поддаваться… у нас совет!.. никаких провокаций…
Бухнул выстрел. Фильш изогнулся от боли, словно от сильнейшего оргазма, и схватился за голову.
– А-а! Ухо!
Из-под его ладони хлестала кровь.
Капитан хладнокровно прицелился Фильшу в голову, но не успел нажать на курок. Козел коротким ударом вогнал штык новому комбату в солнечное сплетение. Офицер дернулся на стальном стержне, дал Козлу пощечину левой рукой и выронил револьвер.
– Стоять! Всем стоять! – заорал командир первой роты, хватаясь за кобуру. Рванув застежку, он неудачно поднял клапан, и тот вновь опустился вниз. А пока прим-лейтенант поднимал его по второму разу, Толстый и Дэк успели передернуть затворы. Дах! Дах!
Комроты-1 падает. Одна пуля выбила ему глаз, вторая ударила в кадык, офицер умер мгновенно.
– Ротмистр Чачу! – вопит Дэк. – Предлагаю вам добровольно отдать оружие и выйти из машины!
В то же мгновение усатый комбат соскальзывает со штыка и ложится под ноги Козлу.
– Провокации для нас недопустимы… – все тянет и тянет стрелок.
На ротмистра Чачу направлены три винтовки – Дэка, Толстого и Козла. Он укоризненно качает головой.
– Посмотрите, солдаты, что вы сделали со своим командиром. Как же не стыдно вам, медведи! Взгляните на дело рук своих…
Все трое машинально, по привычке, выработанной двумя годами на фронте, переводят взгляды на мертвое тело нового комбата Подчиняясь инстинкту, проснувшемуся на мгновение раньше здравого смысла, Рэм толкает Толстого и вместе с ним летит наземь. Выстрел! Еще! Еще!
Дэк скрючивается, закрыв лицо руками, между пальцев текут алые струйки. Винтовка валяется у его ног. Толстый откатывается в сторону. Пуля, предназначенная для его башки, пролетела мимо. Козел, не целясь, жмет на спусковой крючок. Дах! Священник медленно сползает по борту машины. Пуля разворотила ему подбородок.
– Гони, дурень! – кричит ротмистр.
Мотор взревывает.
Чачу спокойно, как в тире, всаживает две тяжелые револьверные пули в грудь Козлу. Они отшвыривают солдата назад, словно два мощных кулачных удара. Козел падает навзничь, раскинув руки. Голова его, ударившись оземь, подскакивает, будто глиняный шар.
Толстый рвет на себя затвор. Дах! Поздно. Ушла машина с Чачу, со штабным шофером и незакрытым поповским чемоданом. Только пыль из-под колес…
Рэм вскакивает и бежит к Дэку. Тот стоит на коленях, страшно размазывая кровь по лицу. «Мас-с-саракш…» – шипит он.
– Ты жив? Да что там с тобой? – спрашивает Рэм.