И народ, растерянно булькая, разбрелся.

Фильш рыл яму, обильно проливая пот. Охал, стонал, хватался за ухо, но рыл. На совесть рыл, без дураков. Понимал. «Первый опыт революционной сознательности: чуть что не так, свои же прихлопнут, как муху, – уныло подумал Рэм, – Фильш усвоил. И все усвоили. Теперь с каждым новым раскладом надо будет в подробностях разбираться, кто чужой, а кто свой…»

Дэк подошел к нему, поблагодарил, по плечу хлопнул, а потом сказал: «Чувствую я, дружище, у тебя вопросов полна коробочка. Давай прямо сейчас. Здесь, при Фильше поговорим». – «А как же Толстый, как же стрелок?» – «Этим я с утра все разъяснил, они согласились».

Рэм почувствовал ревность: почему не ему первому друг Дэк… ладно, разберемся.

Толстый подошел к телу Козла, оглядел, потюкал носком сапога в левый бок.

– С другой стороны, облегчение вышло… – рассудительно произнес он.

– А? – не понял Рэм.

– Да все равно своими руками прибил бы его. Надоел со своими бабами. Народу нужны дисциплина и нравственность. А если кто не понял, тому железный болт в задницу. Козел, он что?

– Что?

– Да он, брат, был хуже Фильша! – беспечально констатировал Толстый и пошел отбивать малахольного прапорщика у солдат, уже начавших куражиться над бывшим командиром.

Трудный у Рэма вышел разговор со старым другом Дэком.

– …Чем заняться? Я тебе скажу, дружище. Для начала зайти на интендантские склады. Они у нас в тылу, полдня пешего ходу. Всего ничего. Там и харч, и водка, и новые сапоги, и прочие нужные для нас, нищих и убогих, вещички. Вот только не добираются они до нас почему-то. Должно быть, потому, что до жучков на толкучках при железнодорожных станциях они очень хорошо добираются. А какая вещь туда добралась, та к бессловесной солдатской скотинке уже не доедет.

– Ты соображаешь, о чем говоришь, Дэк? Кто тебя до складского имущества допустит?

– Я, видишь ты, за справедливость, рядовой Тану. Мне харчомное довольствие не выдадено за месяц, денежное – за два, а вещевое аж за год. Антидот против радиации мы вообще ни разу не видели. Ты думаешь, мы далеко от мест, куда атомные бомбы падали? Толстый – из ваших, из физиков, так он говорит – не больно-то далеко, досталось нам! А знаешь, сколько мы отмотали на передовой без всякой смены? Три с половиной срока. Как это теперь мне, заслуженному ветерану, капралу истребительно-противотанковых войск, не выдадут то, что мне по закону положено? Особенно если я прогуляюсь туда вместе с тобой, рядовой Тану. Ты ведь тоже интендантской сволочью не обласканный, верно? Вот и получишь свое.

– Обоих нас пристрелят, Дэк.

– Ну, так мы Фильша с собой прихватим. У Фильша нынче «Ледоруб». Фильш нынче не какой-нибудь шпендрик трепливый, не гайка с косой резьбой, а тот еще суппорт, заматерел.

Фильш послушал его и осклабился.

– Шутишь?

– А Фильш Толстого пригласит, Толстый у него в больших товарищах, ты видел. До чего похудел, смотреть страшно. Одно прозвище осталось, мол, Толстый. Давно уж не толстый, а как все. А Толстый с первой ротой поддержки дружит, у них там девять стрелков. Ты вон с огнеметчиком последнее время хороводил, что, толковый мужик?

– Бывший приват-доцент, блестящий математик! Только свинья порядочная.

– Он как математик быстро сосчитает, сколько ему, если по справедливости, задолжали императорские интенданты. Смекаешь? Ты только слово ему скажи, и у нас будет чем подпалить эти вонючие склады, если тамошние крысюки не захотят с нами рассчитаться. А огнеметчик, я тебе скажу, в друзьях с ребятами из второй роты…

– Сколько, ты думаешь, пойдет?

Тут в разговор затесался Фильш:

– Да все пойдут! Товарищи, мы ведь за правое дело!

– А ну-ка цыц! – приструнил его Дэк. – Все-то вряд ли, конечно. Но большинство – пойдет. Я так прикинул, сорок штыков наберем. А может, и все пятьдесят. Что теперь думаешь, простой солдатик рядовой Тану, большая ты сила, если выйдешь прогуляться вместе с простым солдатиком Потту? Хорошая выйдет прогулочка.

Один комроты лежит, весь штыком исколотый. Второй сдал оружие и попросил отпустить его. Ладно, совет не против. Совет сказал ему: иди с миром, добрый человек, убивать тебя не станут. А в третьей роте осталось семнадцать человек, и ею вот уже пятый день командует капрал Дэк Потту. Нет больше офицеров в 202-м истребительном. И Рэм, вглядываясь в лица других солдат, видел растерянность. Точно такую, как у себя самого. Ну куда они теперь?

Человек пять-шесть, может, покаются. Самые нормальные из всех! Только их скорее всего пристрелят без разговоров. Привезет сюда ротмистр Чачу команду военной полиции, схватят парней и, чтоб не возиться, прямо на месте и кончат. Кто осмелится поставить в строй людей, видевших офицерскую кровь? Да они теперь вроде бешеных собак – сами кусачие и других перезаразят. Они – такие, которые захотят покаяться, – нормальными были только для мирного времени. Тогда бы их, может, и помиловали. А сейчас – какой дурак их простит? Явились бешеные собаки с повинной и сами головы подставили под пулю, облегчили занятым людям работу…

«Наше время нормальных не любит, – с печалью подумал Рэм – Для нашего времени психи – самые нормальные люди. А тот, кто был нормальным, просто сдохнет быстрее других».

– Это мятеж, Дэк. Ты понимаешь, на что поведешь их… нас? Ты отдаешь себе в этом отчет?

И Дэк отвечает спокойно, ровным голосом, чуть хмурясь:

– Я понимаю. Если ты против, Рэм, придумай для нас для всех другой способ выжить.

– Ты ведь сознаешь, сколько крови будет?

Фильш опять встрял:

– Это кровь эксплуататоров! Империя – тюрьма народов. Здесь все холопы снизу доверху и все непрерывно воруют! И все признают тирана, жестоко угнетающего их! А если ты из другого народа, тебя обязательно унизят! Вот ты, Рэм, историк, разве не заставляли тебя быть дипломированным лакеем поповщины? Здесь все надо разнести в щепы! Все! Все сгнило! Абсолютно! Каждый винтик этого смрадного мира!

Дэк подождал конца тирады и, нимало не обратив на нее внимания, ответил Рэму:

– Я сознаю. Мне кровь не нужна. Я в душегубы не рвусь. Вот только… я еще не услышал твоих конкретных предложений. Куда людей поведу я, мы знаем. А ты бы куда их повел?

Тогда Рэм опять оглядел тех, кто лежал, стоял и бродил неподалеку от места, где Фильш махал лопатой. Человек пять дрыхнут. Прямо на земле – солнышко пригрело, хорошо полежать на солнышке, не так мухи досаждают, как в палатке… Эти просто привыкли: раз есть передышка, то надо поспать. Хоть в каких обстоятельствах, ведь потом могут и не дать выспаться. А сейчас никто не тревожит, стало быть, в самый раз прикорнуть… Быть готовыми к походу? А они готовы. Веди, направляй нас, только разбуди сначала, товарищ господин брат капрал!

Трое или четверо сбились в кучу и сверлят указательными пальцами воздух. Мол, там моя деревня, а вон там – моя, так куда пойдем? Где тут безопаснее? Но 202-й истребительный батальон собирали со всей Империи, поэтому всем прочим хорошего прибежища поблизости не найдется.