Инициатива «Данте Алигьери» вызвала новые волнения в Инсбруке. Полиция, вооруженная зачехленными штыками, старалась обеспечить порядок, и ей удалось оттеснить противников в разные стороны. Шестьсот немцев и сотня итальянцев с револьверами оказались отделены кордоном жандармерии.

В начале зимнего семестра произошел еще один инцидент: профессор Йозеф Невинный отказался зачислить на курс студента, у которого аттестат был представлен на итальянском языке. Инцидент разрешился после вручения письменного перевода.

Ежегодный конгресс студенческой ассоциации Трентино еще 22 августа 1903 призвал к пересмотру процента поступающих студентов. По мнению конгресса, следовало увеличить число с 108 до 172 студентов, говорящих по-итальянски, – то есть с 11,6 процента до 16,0 процента. Председателем на этом заседании был социалист Джузеппе Менестрина, брат инсбрукского профессора.

* * *

Нельзя не заметить, что основной конфликт в Тироле все время затрагивал две стороны – немецкоязычных австрийцев и так называемых «Welschen» – тирольских романцев, то есть итальянцев. Иные национальности Тироля непостижимым образом растворялись в германо-австрийской нации и тоже считали себя австрийцами и «немцами», вот почему все конфликты здесь проходили исключительно между двумя лагерями. Сторону немцев принимали и профессора Инсбрука, не являвшиеся этническими немцами, – Невинный, Вречко, Хруца, Демелиус, Малфатти, – но считавшие себя неотъемлемой частью германо-австрийской нации и входившие в пангерманские общества и братства. Это не значит, что в Тироле вовсе не было проявлений неприятия других народов. Но обрушивалось оно на отдельных лиц, и весьма избирательно. Так, 26 апреля 1904 года был сорван гастрольный концерт чешского скрипача, масона Ярослава Коциана[187], в инсбрукской ратуше. Полиция оказалась беспомощной, хоть и была предупреждена заранее о готовящихся беспорядках. Первый концерт пришлось отменить. Лишь через час удалось оттеснить две сотни демонстрантов от ратуши, они расположились вдоль всей дороги и беспрерывно свистели.

Одним из участников этой акции протеста против чешского музыканта был главный редактор газеты «Der Scherer» Карл Хаберман. Это одна из наиболее интересных и одиозных фигур тирольской публицистики начала XX века. Если давать столь эксцентричной личности, как Хаберман, краткую характеристику, следовало бы назвать его «либеральным националистом со скандально-саркастическими наклонностями». Хаберман был членом сформированного в 1893 году общества «Pappenheimer», куда входил и парламентский националист Карл Вольф.

История с концертом Коциана имела продолжение уже на страницах газеты «Der Scherer», где она появилась в форме сатирического скетча «Коцеаниада» с подзаголовком «Психофонографические зарисовки во время концерта Коциана в Инсбруке»:

«Доктор Пимпернель. Если полиция бессильна, то позовите войска! Для чего мы вообще держим армию? Как? “Scherer” тоже здесь?.. Господин Каплан! На помощь! Дайте воды! Полиция! Полиция! Откройте огонь! В кандалы его! Покончите с ним! Четвертуйте его! Сожгите! Вырвите ему язык! Во имя Бога, кайзера и отечества! (Удаляется в полуобморочном состоянии, Хабермана уводят в другую сторону закованного в цепи.)

Адель Мюллер. Ах, как у меня стучит сердце! На собраниях кружков наши кавалеры всегда отличались учтивостью, а сегодня они почему-то кричат и шумят! Не находишь ли ты, Аурелия, что Коциан производит впечатление исключительно мужественного человека? Немецкий музыкант давно уже бросил бы скрипку, а он – взгляни! – продолжает так спокойно стоять и даже пытается что-то играть. Мне бы хоть каплю этого благородного страдания!

Капельмейстер Пемпус. Бандиты! Мерзавцы! Вшивое отребье! И они хотят считаться образованными людьми?

Бургомистр (появляется с цилиндром в руке, отвечая на приветствия со всех сторон). Что они из мухи делают слона? По-моему, все проходит спокойно. Я благодарен полицейскому управлению за отличную службу. Если здесь что-то пойдет не так, в следующий раз вы встретите меня уже в имперском суде. Добрый вечер, господа! Приветствую!

Вице-мэр. Ух ты! А ведь несколько лет назад я и сам был не прочь учинить что-нибудь этакое…»[188]

В этом скетче хорошо видны характеры «отцов города» – бургомистра Грайля, в упор не замечающего никаких беспорядков и свято верящего во всесилие полиции, и его заместителя Эрлера, в котором еще не угас дух пангерманского радикализма.

Из материала номера, посвященного концерту, явствует, что негодование пангерманистов было вызвано отказом Коциана исполнить на концерте тирольскую национальную музыку по просьбе присутствующих.

В раздираемом интеграцией обществе это было воспринято как неуважение к краю. Возможно, это вызывает недоумение, но таковы были в то время настроения в Инсбруке.

Прежде чем обратиться непосредственно к такой удивительной и яркой странице истории, как издание скандального листка «Der Scherer», необходимо сразу же обозначить границу между культурой Австрии и культурой Тироля.

Мало кто сейчас представляет себе, что это были совершенно разные вещи, а во многом и противоположные. Тироль не Австрия, не Австро-Венгрия и не Цислейтания. Это отдельная страна.

Папской католической церкви здесь причудливым образом противостояли и немецкий протестантизм, и более древнее язычество, основанное на самом духе этой земли с ее мифами и сказками. «Младотирольцы» определяли свою религию как «пантеизм», и понять, что это такое в условиях Тироля можно только, увидев его природу и ощутив себя внутри нее. Природа этого края мифологична и не имеет аналогов ни в Европе, ни в мире, а нрав его обитателей невозможно загнать в жесткие рамки величаво-помпезной империи, видевшей в нем лишь историческую провинцию с бородатыми героями-патриотами, танцующими селянами, тучными овцами и прочей экзотикой.

Как уже говорилось, в Инсбруке отмечался в то время сенсационный для всей Австрии в целом уровень образования. Инсбрукский университет по многим показателям считался лучшим в стране, а медицинский факультет, преобразованный позднее в отдельный университет, – лучшим в Европе медицинским центром. Была там и чрезвычайно одаренная творческая интеллигенция.

И произошла не такая уж удивительная вещь: монархия в своей старческой слепоте просто не заметила, как рядом с ней появился некий «Enfant terrible» – сухопутный «остров» науки, просвещения и вольномыслия. То есть потенциальный очаг смуты и противостояния. То была абсолютно другая держава – сравнительно небольшая, но с мощной культурной интеллигенцией и неистребимым духом свободы. Именно таков был на рубеже XIX–XX веков этот сказочный, окруженный горами край – Эльдорадо для бунтарей и поэтов, скандалистов и героев.