Почти тысячелетняя мудрость собрана была в праве, утверждаемом Сулейманом. Мудрые объяснения правил шариата имама Абу-Ханифы, гробницу которого отыскал и восстановил Сулейман во время завоевания Багдада, учеников Абу-Ханифы Абу-Юсофа и Шейбани, «Мохтасар» багдадца Кодури, «Хидайе» Бурханеддина Маргианского, «Мольтан аль-абхор» Ибн-Ибрагима Халебского — на эти великие и мудрые собрания опирался султан, в каждом своем фирмане непременно отмечая, что фирман согласован с шариатом и ранее утвердившимися канунами. Одновременно он понимал, что людей следует успокаивать не столько справедливыми законами, сколько обещаниями создать эти законы, ибо обещание всегда привлекательнее действительности. Для бедных закон — это утешение в тех бедах, которые возникают от силы и гнета. Для завоеванных это обещание, что новые властители будут милостивее предшествующих.

В законе либо божество, то есть предрассудки, либо насилие, то есть завоевание народов огнем и мечом. Царство аллаха достигается терпением, земные царства завоевываются силой. Умело смешать нужные султану законы с обычаями, полезными для жизни людей, — это дает обманчивое ощущение справедливости, как говорится в поговорке: «Обещать свечи всем угодникам, чтобы избавиться от напастей». Обычаи оставались неизменными, кануны множились. Султан не отменял прежних законов, а неутомимо выдумывал новые, будто стремясь утвердить истину, что когда невежество царит в обществе, а беспорядок в умах, тогда законы плодятся с такой силой, что их невозможно не только применять и выполнять, но даже прочитывать. Только черный люд и мелкие собственники подчиняются закону. Богатые руководствуются собственными благами, а не законами.

Государство ослабевает из-за живучести зла. Люди на первых порах считают его бесконечным, но достаточно им один раз найти выход, и уже невозможно их остановить. Государство, безгранично разрастаясь, одновременно ослабляется. А человек? Любое величие относительно. Кто захватывает львиную долю, озлобляет и вооружает против себя всех остальных.

И тут начинает господствовать сила, которая выше всех законов, и называется она страх. Он первый сообщник султанской власти. Страх перед султанским всевластием держит в покорности всех, от великого визиря до спахии. Но и власть падишаха всегда ограничена страхом перед возможностью дворцового переворота, янычарского бунта и теми пределами, до которых доходит готовность подданных покоряться и платить подати.

Сулейман изо всех сил прикидывался справедливым султаном, охотно ссылаясь на пример великого Фатиха. Мехмед Завоеватель никогда не обвинял неправедных судей, а просто велел сдирать с них кожу, говоря: «Если обрастут снова кожей, то простится им их провинность». А кожу велел выделывать и, набив хлопком, прибивать гвоздями в судах и писать на них: «Без такой суровости правду в царстве ввести невозможно. Как конь под царем без узды, так царство без грозы».

Фатих ввел правило виновным пить шербет, наклонившись над острым мечом, приставленным к горлу. Жадному наведенный меч горло перережет, а праведный доведет свою речь до конца. Нагих преступников бросали в темницу, где спрятана была бритва. Кто найдет бритву и зарежет другого, тот и прав. Так захотел аллах.

И сын Фатиха султан Баязид был таким же безжалостным в справедливости. Одна из его дочерей, Феррахшах, отличавшаяся великой набожностью, владевшая поэтическим талантом, являвшаяся первой среди красавиц, проявила однажды невиданную жестокость. Ее муж как-то залюбовался белыми руками служанки, подававшей блюда к столу. Феррахшах из ревности велела отрубить служанке руки, а самое ее бросила в Босфор. Из рук служанки приготовила пищу. После обеда, Феррахшах спросила мужа, понравилось ли ему блюдо. Муж ответил, что понравилось. Еще бы, сказала Феррахшах, это же руки служанки, от которых ты не мог оторвать глаз. Муж ужаснулся и бросился к султану Баязиду. Тот, узнав о жестокости дочери, немедленно послал палача, чтобы он отрубил ей голову, где бы ни нашел ее. Феррахшах ехала на молитву к дервишам Мевляна. Палач догнал ее и выполнил повеление султана, правда, предоставив принцессе возможность сложить перед смертью стихи о справедливости, которая догоняет даже на небе. Все это пересказывалось, будто сказки Шехрезады, и более охотно теми, кто первым нарушал законы.

Вельможи грызлись за собственность и роскошь, пренебрегая даже свободой, ползая перед султаном и визирями, жить с честью — означало платить за роскошь, а платить можно было, лишь воруя. Воровство обрело невероятные размеры. Чем более высокое положение занимали люди, тем больше воровали. Султан знал об этом, но ничего сделать не мог. Ловили мелких преступников, жестоко наказывали. Делали это крупные воры, в душе жестоко приговаривая: «Не попадайся!» Богатство несовместимо с милосердием.

Одни лишь Топкапы съедали за год на 70 тысяч дукатов мяса, на 30 тысяч дукатов рыбы, сжигали на 20 тысяч дукатов масла в светильниках. Какое государство могло выдержать такие расходы?

Почти все считали свое положение слишком низким для себя, потому, будто ядовитое зелье, разрасталось доносительство, ибо каждый хотел столкнуть того, кто выше, и занять его место.

Все должности продавались. Продавали все, начиная с великого визиря. Султан тоже продавал бы, но у него боялись покупать.

За все должны были расплачиваться завоеванные!

Когда Сулейман после смерти Яноша Запольи снова пришел в Венгрию, чтобы наконец захватить под свою власть всю эту богатую землю между Дунаем и Тиссой, он спросил своего великого муфтия:

— Кто наибольший добродей на этом свете?

— Его величество падишах, — ответил мудрый Абусууд.

— Нет, величайший добродей на этом свете райя, которая сеет, и жнет, и всех нас кормит плодами своего труда.

По указанию султана Абусууд немедленно сложил фирман о народе Венгрии:

«Во имя бога, владетеля небес и земли и всего сущего на них — а он всемогущий — Их Величество, властелин лица Земли, халиф посланника господнего всех миров, распространитель правил светлого божьего закона, утвердитель основ истинной веры, провозвестник высочайших слов, тот который поднял знамена исламской веры до высочайших вершин, властелин государств этого мира, сень божья над всеми народами, завоеватель земель Востока и Запада, победитель с помощью бесценного бога, носитель звания великого имама и пресветлый повелитель, садовник великого халифата, самый старший над самыми старшими, самый справедливый среди законодателей, десятый среди османских султанов, карающий меч в руках тех, кто карает, властелин арабов, персов и ромеев, могучий защитник уважаемых двух святынь, возвышенных и сверкающих Двух Городов — Мекки и Медины, султан, сын султана, султан Сулейман-хан, сын султана Селим-хана, — пусть продлится его властелинская поросль до дня воскресения и пусть пользуются его справедливыми законами во всех странах население четверти Земли!

С божьей помощью изволили завоевать и поразить область Буды. И когда настала потребность проявить справеливость, провозглашена была эта блестящая заповедь и фирман, который даст прекрасные плоды для всей райи и всей берайи.

Все жители названной области остаются на своих местах. В их жизнь и челядь пусть никто не вмешивается. И движимое имущество, находящееся в их руках, и их дома, магазины и другие здания, которые есть в городах и селах, и виноградники и сады, разведенные ими, — есть их мульк (частная собственность). Могут делать с ними что угодно: продавать, дарить, отчуждать другим способом. Все это в их руках. А когда они умрут, все переходит в мульк их сыновьям. Упомянутое имущество пусть никто не трогает, кроме законной дани от их виноградников и садов.