Прошло две недели. Петр Ефимыч на расспросы Вадима отвечал, что предпринял все необходимые шаги, что он ведет переговоры, ждет ответа и все в том же духе. У Вадима стал портиться характер. Он сам чувствовал, что теперь легко впадает в ярость, злобится по пустякам. Ожидание и бездействие приводили его чуть ли не в бешенство. По вечерам, когда отец возвращался с работы, любое их общение, за ужином или по другому поводу, неизменно переходило в звучную перепалку. В один из таких вечеров Вадим заявил, что ждать больше не может и намерен осуществить свой первоначальный план. Петр Ефимыч на этот раз спорить с сыном не стал и попросил дать ему еще три дня сроку: именно в этот промежуток времени ему обещали сообщить о результате его хлопот относительно Сани.

На исходе третьего дня Вадим, исполненный решимости, приехал вместе с Верой домой и потребовал у отца окончательного ответа. Они снова долго спорили. Петр Ефимыч просил еще отсрочки. Вадим был непреклонен. Наконец Березин-старший сложил оружие.

— Я сделал все, чтобы пощадить твои чувства, — сказал он. Вид у него был скорбный. — Мы опоздали, Вадим. Все кончено. Мне было трудно тебе об этом говорить, но ты меня вынуждаешь.

— Что кончено? — холодея, произнес Вадим. — Нет, не говори. Я все равно не поверю! Ты просто не хочешь, чтобы я поехал к Сане.

Петр Ефимыч зашел в кабинет, вернулся и положил перед ним на стол небольшой официальный документ.

— Прости, — тихо сказал он, — мы все равно бы не успели. Он погиб в первую же неделю. Мы только собирались его искать, а он был уже мертв. Это ответ на мой запрос.

Вера пронзительно вскрикнула и упала Ларисе на руки.

Вадим тупо смотрел на листок бумаги, видел буквы, цифры, слова: «Александр Юрьевич Никитин… 28 мая 1985 года…геройски погиб…», какие-то штампы, печати, подписи, потом все слилось в одно голубое, мертвенное пятно. Он встал, пошатываясь прошел в свою комнату и запер за собою дверь.

Видимо, именно с этого дня и началось его страшное и неуклонное перерождение, словно попал он в тиски беспощадного эпифита-баньяна, который губительно заслонял от него свет и душил в себе все то, что было в нем хорошего. Это перерождение свершалось незаметно, исподволь, шаг за шагом, пока из некогда жизнерадостного, полного счастливых ожиданий юноши он не превратился в опасного и угрюмого Шатуна.

После известия о смерти Сани им овладело полное и стойкое безразличие ко всему происходящему вокруг. Он не разговаривал с родными, никого не хотел видеть и болезненно морщился, когда мама говорила, что пришла Вера и просит его о встрече. Его мозг словно отключился, воздвиг защитное поле между ним и тем, что причиняло невыносимую боль, — он не мог, да и не хотел вспоминать того, что было у него с Верой.

Петр Ефимыч разрывался между работой и домом. Началась перестройка, все шаталось, становилось зыбким, ненадежным, ему приходилось вертеться, чтобы обеспечить свое будущее и будущее семьи, и в то же время необходимо было позаботиться о сыне, который день ото дня пугающе отстранялся от мира.

Связи Березина с криминальными структурами становились все более тесными. Он помогал им и был у них своим человеком, но понимал, что с ними надо держать ухо востро, и оттого не знал покоя. Теперь он часто обращался за помощью к Вадиму.

Ему необходим был человек, которому он мог всецело доверять, и таким человеком мог быть только его родной сын.

Голова у Вадима работала безотказно. Он мог даже в уме производить сложнейшие расчеты и не только математические. Не выходя из-за письменного стола в своей комнате, он помогал отцу успешно вести дела и выпутываться из всевозможных передряг. Это развлекало его, как игра в шахматы. Он делал ход и ждал ответного.

Близился новый учебный год, и Лариса завела об этом разговор с мужем:

— Петя, нам надо что-то делать. Вадим почти два месяца не выходит из дому. Недавно я вскользь упомянула об университете, и он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

Боюсь, он не захочет туда возвращаться. Думаю, он напрочь отгородился от всей своей прежней жизни. Что же делать? Позволить ему бросить учебу?

— Ларочка, солнышко, я об этом уже подумал. Муж у тебя для того, чтобы ты ни о чем не беспокоилась. Вадим пережил сильнейшее душевное потрясение. Я разговаривал со специалистами, и мне сказали, что постепенно он оправится. Однако будет лучше, чтобы ничто не напоминало ему об этой истории. Он, кажется, и сам не хочет вспоминать. Он ничего не говорит тебе об Александре?

— Нет, никогда. Правда, недавно он произнес странную фразу, смысл которой остался для меня загадкой. Я принесла ему кофе. Он прижался щекой к моей руке, долго молчал, потом сказал: «Он не должен был вытаскивать меня из болота». И все. Больше мне ничего не удалось от него добиться. Ты не знаешь, что бы это значило?

— Не знаю, — Петр Ефимыч погрузился в раздумье. — Видимо, он все еще тяжело переживает случившееся. Кажется, у вас за огородом было болото. Его мучают какие-то воспоминания.

Так вот, Ларочка, я решил, что нам надо перебираться в Москву. С квартирой уже все улажено. Я нашел обменный вариант с доплатой. Квартира в самом центре, по улице Горького, намного больше, чем у нас. Тебе понравится.

— А как же с работой, Петя?

— Обо мне позаботились мои друзья. Меня назначают директором престижного ресторана, кстати, недалеко от нашего нового места жительства.

— Петя, ты — директор ресторана?!

— А что ты хочешь, Лара? Все трещит по швам, все рушится. Не сегодня-завтра я останусь без работы. Не пугайся: это временно. Надо оглядеться, приспособиться. Посмотрим, куда повернет Горбачев. В конце концов, мои заслуги перед партией всегда останутся при мне. Вадима переведем в МГУ, на экономический. То, что он потерял интерес к физике, мне только на руку. Кому нынче нужны нищие ученые? С его мозгами мы далеко пойдем. Так что я все предусмотрел и все устроил.

Петр Ефимыч пригнулся к Ларисе и, понизив голос, добавил:

— Скажу больше, я даже устроил судьбу Веры.

Лариса отшатнулась от него:

— Помилуй, Петя, Вера не имеет к нам никакого отношения. Оставь ее в покое! Когда надо было вмешаться, ты пальцем не пошевельнул и мне не позволил. И вот результат!

— Но почему не помочь нужному человеку, если есть такая возможность? Сейчас ведь как: ты помог, и тебе помогли. Век такой, милая женушка! Веру, в прошлый ее приход к нам, видел мой знакомый, совсем еще молодой человек, но уже очень и очень богатый. Она произвела на него неизгладимое впечатление. Я вовсе не собираюсь заниматься сводничеством. Он просто пожелал узнать, где ее можно найти. Остальное, как говорится, дело техники.

— Как легко ты распоряжаешься чужими судьбами! Я уверена, что рано или поздно Вадим очнется, выйдет из своей апатии и захочет вернуть себе Веру. Такая любовь, как у него, не проходит бесследно.