Итак, друзья молчат и сочувственно созерцают, как другая тройка губастых парнишек виснет на моих связанных конечностях и удерживает в позе дискобола. Лысый здоровяк (этот и впрямь накачен) очень смахивает по своему положению на главного телохранителя большеротого пожилого дядьки. Телохранителю поручено самое почетное занятие: не оставляя следов истязания, лупить меня со всей своей африканской дури по болевым точкам. И он лупит. Старательно, самозабвенно, профессионально.

Его шеф изредка что-то выкрикивает по-английски.

И тогда рьяный служака прерывается, а расхаживающий поодаль от экзекуции Кравец монотонно переводит:

– Зачем русские спецслужбы внедрили вас в экипаж танкера и каким образом вы поддерживали с ними связь?

Или:

– Что вы успели сообщить о захвате своему начальству?

Я посылаю его по-русски – матерно и очень далеко. Капитан вздыхает и не торопится переводить ответ.

– Зачем так упрямиться, Глеб Аркадьевич? – произносит он ироничным баритоном, исполненным участия и сладкой тайны. – Мы же с вами не враги. Согласны?

– Так и за дружбу не пили.

– В чем же дело? Сейчас прикажу – принесут, – подходит он ближе. – Вы неглупые люди, и мы всегда сумеем договориться. Хотите, я возьму вас в долю? Всех троих. Даю слово: премиальные разделим поровну. Это очень приличные деньги…

– Неинтересно, – останавливаю пламенную речь.

– Совсем?

– Совсем. Как бой на ринге между неграми. Безразлично, кто победит.

– Хм… Иногда, Глеб Аркадьевич, вы мне нравитесь. А иногда раздражаете. Кстати, зачем вам понадобился тот маскарад с поломкой аварийного генератора на траверзе Новороссийска?

Я демонстративно ворочу морду.

На что капитан незлобиво усмехается:

– Не хотите отвечать? Будет вам, Глеб Аркадьевич. Ответ и без того очевиден: полагаю, вам надо было в последний раз встретиться с вашим руководством из ФСБ.

Сан Саныч возвращается в дальний угол, заодно переводя на английский мой «интеллигентный» ответ. В переводе я вторично слышу обращение «мистер Хайер». И это утверждает в мысли, что перед нами именно тот, кто нужен.

Застоявшийся без дела лысый амбал снова берется за дело. Мне очень больно, но приходится терпеть…

* * *

Большеротый выкрикивает команду. Задыхающийся лысый прекращает экзекуцию, послушно отступает на шаг. Камуфлированная футболка мокрая – хоть выжимай. Он тяжело дышит; размотав бинт, разрывает его на две части: одной вытирает бычью шею и лицо, вторую протягивает мне. Во время экзекуции я нарочно подставился и нарвался на удар в челюсть, и теперь из моей разбитой губы обильно вытекает кровь…

– Какой у вас дебил воспитанный, – сплевываю на пол. – Пусть развяжет мне руки. Или боитесь?

Кравец советуется с Хайером, и тот соглашается. Мои запястья наконец-то освобождают от надоевших веревок.

– Стоит вам дать согласие, и он будет вашим рабом, – кивает капитан на чернокожего атлета.

– Опять вы за свое.

– Мне жаль вас, Глеб Аркадьевич, – вот и вся моя забота, – наигранно разводит он руками. – Поверьте, они будут вынуждены вас расстрелять.

– Пиратам наша смерть не нужна. Она выгодна вам.

– Хорошо, пусть так. Согласитесь, это ничего не меняет. Не дадите согласия – живыми отсюда не выберетесь.

– Вы убьете всех троих?

– Не я, разумеется. А суть вы уловили точно.

– И что же вы скажете, вернувшись на родину? Нас смыло за борт, как несчастного радиста Плотника? Так ведь не поверят в такое счастливое совпадение – теория вероятности отпускает на подобное чудо самый мизерный шанс.

Кравец широко улыбается:

– С чего вы взяли, что я вернусь в Россию? У меня достаточно средств, чтобы спокойно дожить до старости где-нибудь далеко за ее пределами…

Бросьте, товарищ Кравец. Выкуп за небольшой сухогруз, захваченный пиратами в прошлом году, составил семьсот тысяч баксов – это мне известно из материалов ФСБ; за «Тристан» они выручат два миллиона. Какова доля хитрожопого капитана, добровольно сдающего свои суда? Процентов десять-пятнадцать – вряд ли больше, ибо у сомалийцев и без вас неплохо получается. К тому же они жаднее уральских хомяков – будут набивать брюхо до тех пор, пока лапы не перестанут доставать до земной тверди. Подводим черту; три пишем, семь на ум пошло… Короче, при самом крутом раскладе выходит четыреста тысяч североамериканских тугриков. Не думаю, что такие деньги позволят вам, господин капитан, спокойно, то есть безбедно, дожить до старости. Другое дело, если вы останетесь в Сомали – здесь на эту сумму можно прикупить небольшой город вместе с его жителями. Но на слабоумного вы, Сан Саныч, не тянете…

– Так уж и достаточно? – подхожу я под пристальными взглядами охраны к стене, кручу допотопный кран и смачиваю холодной водой смятый окровавленный бинт. – Как любит выражаться один мой знакомец: «Вкусивший большой халявы о тормозах не помышляет». Точно подмечено, да? А потому никуда вы из России не уедете. Вернетесь героем, пару лет поработаете спокойно, без приключений. А позже, выбрав удобный случай, предложите своему дружку, – киваю на терпеливо ждущего Хайера, – третий кораблик. Такой же новенький и дорогой, как «Тристан». После третьего раза, скорее всего, свалите.

Капитан долго смотрит на меня. Усмехается:

– Да, вы умный человек, Глеб Аркадьевич. И мне искренне жаль.

Я вторично смачиваю бинт, отжимаю, прикладываю к разбитой губе. И постепенно приближаюсь к тому месту, где меня дубасил лысый.

– Действительно, очень жаль, Глеб Аркадьевич, – расхаживает Кравец вдоль дальней стены. – Поверьте: у меня и моего партнера Мухаммеда просто не остается другого выхода. Либо вы заодно с нами, либо… Видит Бог, я сделал все для того, чтобы избежать кровопролития. Итак, спрашиваю в последний раз…

Делать нечего. Пора приступать к рукопашному бою.

М-да. Чтобы в условиях обычной войны дело дошло до рукопашной, бойцу нужно растерять все: автомат, гранаты, нож, лопатку, поясной ремень, бронежилет, каску. Потом необходимо найти бетонную площадку без камней и без единой палки. Ну и, конечно же, повстречать такого же долбоё… пардон, разгильдяя и полного придурка. В душевой африканской больнички условия очень схожи с описанными выше. С той лишь разницей, что разгильдяи неплохо вооружены, а у нас нет ничего, кроме привинченных к стенам крючков для одежды и свисающих с потолка труб с насквозь проржавевшими лейками. Однако приходится довольствоваться тем, что есть.

Перебиваю длинный монолог корабельного шефа:

– Сан Саныч, вы не могли бы перевести своему корешу одно-единственное слово?

– Нет проблем, – обескураженно оборачивается тот. – Говорите – переведу.

– Простое короткое слово, – делаю шаг к лысому. И тем же спокойным тоном произношу: – Начали.