Чарльз неодобрительно покачал головой, наблюдая за улицей. Бездомный шел по тротуару и пинал пустую консервную банку, бормоча что-то себе под нос.

Старушка встала со скамьи и подошла к Чарльзу. Его сверкающий автомобиль был редким зрелищем в нашей части города, и он привлек столько же любопытных, сколько фруктовых мух привлекает сочная слива.

– Прошу прощения, сэр, – еле слышно прошептала старушка. Она протянула к нему руку с грязными ногтями. – Не могли бы вы дать несколько центов голодной старой женщине?

– Это настоящий «Бьюик»? – спросил подросток, проводя рукой по капоту. Чарльз беспомощно посмотрел на меня.

Я откашлялась.

– Простите, – твердым голосом произнесла я, – но мы как раз уезжаем.

Женщина отступила назад. Мальчишка пожал плечами. Все остальные разошлись по своим делам.

– Мне жаль, что так получилось, – произнесла я, как только мы сели в машину. – Богатые редко заглядывают в эти кварталы. – Чарльз явно боролся с собой.

– Понятно. – Он медленно отъехал от тротуара.

Некоторое время мы ехали молча, потом Чарльз повернулся ко мне.

– Мне надо было дать ей что-нибудь.

– Кому?

– Той женщине. Я мог бы дать ей немного денег. Не знаю, почему я этого не сделал.

Я покачала головой.

– Видишь ли, несколько долларов не решили бы ее проблему.

Чарльз кивнул.

– Они ненавидят таких, как я?

– Конечно же, нет, – ответила я, обратив внимание на то, как в свете уличных фонарей сверкают его золотые запонки. – Ты просто из другого мира, вот и все. Из того мира, который им непонятен.

Чарльз снова покачал головой, как будто пытался осознать разницу между нами.

– Я в замешательстве, – наконец признался он. – Я настолько далек от проблем этих людей…

Я коснулась его руки.

– Ты – другой. – Я с восхищением посмотрела на него. Чарльз был добрым, а это редкое качество для людей его круга. Казалось, его сердце могло отозваться на боль бедняков. Редкость, поскольку среди представителей высших классов было принято просто игнорировать их.

Он остановил машину возле ресторана, у дверей которого стояла женщина в светлом креповом платье и курила сигарету. Она элегантно выпускала дым сквозь губы, накрашенные ярко-красной помадой. Потом она бросила сигарету на тротуар и затоптала окурок туфелькой на сверкающем черном каблуке.

– Я подумал, что мы с тобой перекусим в «Голубых пальмах», – Чарльз улыбнулся. – Если ты, конечно, хочешь есть.

Его добрые глаза выжидающе смотрели на меня.

– Да, – ответила я. – Это было бы мило.

Чарльз протянул ключи от машины служителю, потом подошел к моей дверце и открыл ее. Я почувствовала себя как наследница престола, выходя на тротуар и беря его под руку. Какие-то две женщины остановились и уставились на нас. Сначала они посмотрели на Чарльза, потом на меня, изучили меня с головы до ног, потом начали перешептываться. По их глазам я все поняла. Самозванка. Они видели, что я не из богатых. Глядя прямо перед собой, я вошла следом за Чарльзом в клуб.

Мне не терпелось заглянуть в зеркало на стене слева от меня, чтобы удостовериться в том, что в зеркальном отражении действительно я. Мы с Кэролайн мечтали пообедать в «Голубых пальмах». Мы были знакомы с официанткой, которая разносила здесь коктейли по выходным. Она рассказывала нам истории о светских людях и знаменитостях, которые бывали в этом клубе. Я прошла следом за Чарльзом в скупо освещенный вестибюль, где роскошно одетые пары отдавали свои пальто швейцару. Место было шикарное.

Чарльз прошептал что-то служащему за стойкой, и тот с нервной улыбкой вскочил.

– О, мы счастливы видеть вас снова. Ваш обычный столик ждет вас.

Я старалась не думать обо всех тех женщинах, которых Чарльз приводил в этот клуб до меня. Их наверняка было очень много. Мы направились вслед за администратором по темному коридору. Подсветка шла от пола, как в кинотеатрах, в которые я пробиралась еще ребенком. Множество любопытных глаз пристально смотрели на нас. Оркестр на сцене играл медленную мелодию, и я старалась ступать в такт саксофону. Шаг одной ногой, шаг другой ногой. Что, если я споткнусь? Что, если Чарльзу будет за меня стыдно?

Я почувствовала осторожное прикосновение руки к своей талии, теплое дыхание на шее.

– Я просто не могу удержаться, когда играют эту мелодию, а ты?

Мои руки покрылись гусиной кожей. Разумеется, я знала эту песню. Она называлась «Звездная пыль»[6]. Десяток раз мы с Кэролайн прослушали ее в магазине грампластинок, пока продавец не сказал нам, что мы должны либо купить пластинку, либо покинуть магазин. Но денег на покупку у нас не было, поэтому мы были вынуждены уйти.

Чарльз протянул мне руку.

– Потанцуем?

– С удовольствием, – ответила я и пошла за ним на площадку для танцев. Я чувствовала, что глаза гостей буквально просверливают мою спину, но когда Чарльз положил руку мне на талию и притянул поближе, вся моя неуверенность улетучилась.

– И ты говорила, что не умеешь танцевать, – прошептал он мне на ухо.

– Я и не умею, – ответила я, – это благодаря тебе я выгляжу достойно.

Чарльз покачал головой.

– Знаешь, ты действительно нечто, Вера Рэй.

Он кружил меня по площадке. Его твердые объятия и уверенные движения помогали мне чувствовать себя легкой и ловкой. Когда песня закончилась, он привлек меня к себе, мои щеки вспыхнули. Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза.

– Давай поужинаем, – предложил Чарльз, когда оркестр заиграл следующую мелодию.

Мы проскользнули в отдельный кабинет, из которого открывался великолепный вид на сцену. Мягкая пышная обивка напоминала облако. Из-за того, что Чарльз был рядом со мной, я чувствовала себя словно в другом мире, во всяком случае, этот мир был мне незнаком.

Чарльз заказал вино и выбрал несколько блюд из меню, продиктовав их официанту, стоявшему навытяжку рядом с нашим столиком с белоснежным полотенцем, перекинутым через руку.

– Ты пробовала устрицы? – обратился ко мне Чарльз. – А икру?

Я покачала головой. Зачем делать вид, что у меня изысканные вкусы, когда он знает, что у меня их просто нет?

– Отлично, – Чарльз повернулся к официанту, – мы возьмем и то и другое.

Через несколько мгновений официант вернулся с чашей из пьютера, в которой лежало нечто, похожее на сверкающие ягоды ежевики.