Он мог поговорить с Марией только изредка. Леонидас был полон вопросов, она утешительно гладила его лицо и говорила:

– Не спрашивай. Нет ответа, который можно выразить словами.

– Только одна вещь, Мария. Что имел в виду Иисус, когда сказал, что на небесах награда за мою преданность будет велика?

– Он говорит: Царствие Небесное внутри нас.

Через десять дней, когда Леонидасу пришлось возвращаться в Антиохию, он стал другим человеком.

– Я вернусь.

Мария улыбнулась, и Иисус сказал:

– Конечно, вернешься.

Леонидас добрался до Кесарии и отыскал корабль, отплывающий в Селевкию. И той ночью ему опять не удалось уснуть. Он стоял на палубе, смотрел на море и на звезды. И там он внезапно понял, что имел в виду Иисус, говоря о новом вине, которое следует разливать в новые мехи.

Павел появился перед воротами задолго до назначенного срока, уже в четвертом часу, в воскресенье. Он извинился за столь ранний визит – хотел предупредить, что вечером не сможет прийти. Один из его ближайших соратников только что возвратился с Кипра. Варнава (так его звали) обладал ясным умом и неуемной энергией.

– Он должен помочь нам организовать здесь, в Антиохии, христианскую общину. В данный момент он изучает записи Маркуса, сделанные во время нашей беседы.

– Здесь многие желают креститься?

– Да, община Антиохии – вторая по величине после иерусалимской, – ответил Павел и улыбнулся, что было большой редкостью.

Потом Павел заявил, что хотел бы поднять вопрос, мучивший его со дня их последней встречи.

– Это личный вопрос, – предупредил он.

Мария удивилась, но не подала виду, пригласила его в беседку и пошла за прохладительными напитками. День был знойным.

– У нас с отцом сложные и противоречивые отношения. Ты говоришь, Иисус поддерживал желание идти против родителей…

– Не идти против них, а освободиться.

– А это не одно и то же?

В его голосе Мария различила горечь.

– Не знаю, должно ли освобождение означать разрыв и отчаяние, следующее за ним. Я не совсем тот человек, мне не понять – настолько все это сложно.

Ее взгляд метался в пустоте, словно пытаясь удержать ускользающее воспоминание. Она сказала:

– Я тосковала по маме. Но она была мертва, и я стала тосковать по той мечте, в которой мама казалась сильной. Со мной не произошло бы ничего плохого, будь она жива.

Мария улыбнулась.

– Прошло много времени, прежде чем я поняла, что такие мечты есть практически у каждого. Даже у тех, чьи родители были живы, оставались детские грезы о всесильных папе или маме, равных Богу. Иногда, слушая проповеди Иисуса о том, что нужно освободиться для того, чтобы иметь возможность расти, я думала, что мое сиротство принесло мне пользу.

Павел выглядел напуганным.

– Те, кто смог освободиться, должны дорого заплатить.

– Чувство вины?

– Да.

– Мне кажется, Иисус имел в виду, что мы должны примириться со своим стыдом, простить сами себя и вместе с тем простить наших близких.

Мария внезапно оживилась:

– Ты же знаешь Нагорную проповедь. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное». По-моему, он имел в виду тех, кто признает свою вину.

Мария смотрела прямо в глаза Павла. Тот был полон сомнений.

– Мне нужно время, чтобы обдумать то, что ты сказала, – заявил Павел и стал прощаться.

Завтра должна была состояться очередная встреча, на которой по просьбе Павла должен был присутствовать и Варнава.

Мария проводила Павла к воротам. Прежде чем уйти, он сказал:

– То, что ты говоришь, непросто понять. Мы не можем предложить народу подобное учение.

Мария улыбнулась:

– Даже я это понимаю.

Она немного постояла у ворот, наблюдая, как за поворотом исчезает скрюченная фигура. Мария вновь, как после их первой встречи, подумала, что Павел, должно быть, страдает от какой-то мучительной болезни.

Возвращаясь, она шла по саду и на верхних террасах заметила Терентиуса с большим кувшином. Это порадовало женщину, и она благодарно помахала ему. Слуга притворился, что ничего не видел. Мария тяжело вздохнула, подумав, как обычно, что никогда не научится обращаться со слугами.

Наконец, она решила сделать записи об их с Павлом разговоре, но там, в темной комнате, ее вдруг настигли воспоминания о первой встрече с матерью Иисуса.

Над городом занимался рассвет. Легкая дымка тянулась с озера, окутывая пристань и Капернаум мягким серым светом. Несмотря на ранний час, люди уже сбивались в стайки. Иисус еще спал, Мария неслышно прокралась в кухню, чтобы приготовить ему завтрак. Со стороны сада доносился нетерпеливый гул. Скоро они начнут звать Его. Но Мария уже научилась твердо говорить «нет», даже Ему. Когда она принесла наверх еду, Он уже встал и умывался.

Он сказал:

– Будет длинный день.

– Да. И ты никуда не выйдешь, пока все не съешь: и яйца, и хлеб, и сыр.

Он улыбнулся ей:

– Можно что-нибудь выпить?

– Конечно. Саломея приготовила абрикосовый сок.

Иисус ничего не стал есть, в то время у Него был плохой аппетит. Мария не хотела сдаваться, и Он послушно выпил сок.

Стоя у колодца, она слышала, как Он разговаривает с людьми. Она стирала Его одежду. Обнаружив в плаще прореху, она уже решила идти к Сусанне, которая лучше всех управлялась с иглой, как вдруг раздался громкий возглас:

– Здесь твои мать и братья. Они ищут тебя.

И Он ответил:

– Кто моя мать и кто мои братья? Тот, кто следует воле Господа, – брат мой, и сестра, и мать.

Кровь похолодела в жилах Марии, это были ужасные слова. Она подошла к группе женщин, так и держа в руках порванный плащ, и взглядом отыскала Сусанну. Женщины, слышавшие последние слова, будто окаменели. Мария, Клеопова жена, отправилась на поиски Марии из Назарета – они были родственницами. Каждый понимал, что чувствовала сейчас мать Иисуса. Магдалина показала Сусанне дыру, и та с облегчением взялась за работу.

Прошло некоторое время, и Мария Клеопова обнаружила свою родственницу у края большой толпы. Ее было сложно переубедить, она уже решила возвращаться домой.

– Ты, должно быть, устала и голодна, если шла ночью через перевал. Пойдем со мной, ты отдохнешь. И поешь.

Мария из Назарета все же уступила уговорам и пошла на берег вместе с другими женщинами, вымыла ноги и лицо, расчесала вьющиеся пепельные волосы.