На третий день из Быдгоща приехали родители, и тогда я впервые попыталась попросить помощи. Кинга-нормальная на мгновение взяла верх над Кингой-сумасшедшей.

– Мама, со мной что-то не в порядке, – начала я, как только возгласы радости и восторга от малышки немного поутихли. – Я ужасно за нее боюсь… – Тут я, конечно же, принялась плакать, и мама попыталась обнять меня, что было нелегко, поскольку я все еще прижимала к груди ребенка. – Я не могу спать, не могу есть, только неотступно слежу за ней… – всхлипывала я.

– Ты должна есть, дитя мое! Ты же кормишь грудью! – воскликнула мать, и я поняла: самого важного она не услышала.

– С этим кормлением тоже все не так, как надо! – вскричала я, захлебываясь слезами. – Аля изранила мне соски! Она сосет молоко, смешанное с кровью, и мне хочется оттолкнуть ее!

– Это нормально, Кинга, дорогая, поверь мне! Ты тоже была маленьким каннибалом. – Мать погладила меня по волосам. – Ты привыкнешь, все будет хорошо, и они… – в присутствии отца она стеснялась сказать «соски», – они станут крепче! Вот увидишь. Возьмем-ка мы внученьку на полчасика, а ты пока подремли…

– Нет!!! – заорала я – так, что ребенок, минуту назад заснувший, широко раскрыл глаза и заплакал. – Нет, – повторила я: в голове Кинги-сумасшедшей включилась «красная тревога». Моя мать и мой отец точно не были в сговоре с Теми – тогда еще не были, – но сумеют ли они, двое беззащитных пожилых людей, дать отпор вооруженным бандитам из русской мафии?

Именно в тот момент в моем сознании, в сознании Кинги-сумасшедшей, проявились новые подробности, которые еще лучше объяснили мне самой мою «красную тревогу». Три лысых мужика – вроде бы из больничной охраны, у них даже мундиры точь-в-точь такие же, как у охранников, – ждут… где? здесь, в родильном отделении? внизу, у входа? тайком или совершенно открыто? – пока кто-нибудь не вынесет Алю из моей палаты, и тогда…

Мама немного перепугалась, отец покачал головой: ах, эти колебания настроения у молодых матерей! – но вместо того чтобы забрать у меня ребенка, они сделали кое-что, за что я им была крайне признательна: принесли мне обед в палату. Это была моя первая еда за три дня. Обед я проглотила в мгновение ока, выпила три стакана компота – а ведь до этого момента я и не осознавала, что у меня начинается обезвоживание! – съела еще одну тарелку супа, разбудила ребенка, который тут же принялся кричать от голода и, оставив его под ненадежным присмотром моих родителей, потащилась в ванную. Приняла душ – тоже впервые после родов, – а выйдя из-под него, вдруг почувствовала, что теряю сознание.

Кинга-нормальная восприняла бы это как признак ослабленности организма от голода и недосыпания. Но Кинга-сумасшедшая лишь утвердилась в своем помешательстве: значит, они все-таки подсыпали мне что-то в компот…

Зажав голову между коленями, я начала потихоньку приходить в себя. Собрав всю волю в кулак, вернулась к плачущему ребенку. Вырвала малышку у отца из рук и с облегченным вздохом – хотя и знала, что сейчас заплачу от боли, – приложила ее к груди.

Мать какое-то время пристально смотрела на меня – должно быть, я уже тогда была похожа на зомби, – но не проронила ни слова. Они еще немного пощелкали фотоаппаратом, делая трогательные кадры – славная малышка у материнской груди, – и ушли.

А я опять осталась одна – наедине с возрастающим ужасом и болью, которая не проходила.

В эту ночь в отделении кое-что случилось. И это «кое-что» лишь подлило масла в огонь. Умерла одна из пациенток.

Но сначала я стала слышать ГОЛОСА.

– Кинга Круль, – ближе к вечеру кто-то в коридоре произнес мое имя и фамилию. Я прислушалась, не зная еще, что это лишь очередная иллюзия моего все сильнее помрачающегося рассудка. – Кинга Круль! – послышалось еще громче и четче.

Я ждала: сейчас откроется дверь и тот, кто меня звал, войдет в палату, – а сама… осматривалась в страхе. Куда бежать, если это окажется мужик с «калашом»? Ведь я уже знала, что у моих преследователей есть не только униформа охранников, но и автоматы.

Но дверь оставалась закрытой. Даже ручка не дрогнула. Однако я услышала и в третий раз:

– Кинга Круль!

С тех пор я слышала это через каждые несколько минут. Круглые сутки. Постоянно. То и дело.

Иногда это звучало спокойно:

– Кинга Круль.

В другой раз – назойливо, а то и агрессивно:

– Кинга Круль!!!

Позднее добавились и другие слова:

– Где Кинга Круль? Здесь ли Кинга Круль?

От такого даже Кинга-нормальная повредилась бы в уме. А уж для Кинги, одержимой «красной тревогой», это было непреложным доказательством: Они уже близко. Они ждут.

Во время вечернего обхода мое состояние встревожило одного из врачей. Он поднес к глазам мою медицинскую карту и взглянул на зомби по имени Кинга Круль.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он приятным голосом, исполненным заботы.

Я расплакалась. Мне хотелось ему сказать, что я больше не выдерживаю, что Они все ближе, что я схожу с ума от страха за ребенка, – но сумела я выдавить из себя лишь это:

– Плохо. Я хочу выйти отсюда.

Он помотал головой.

– У вас жар. Еще на несколько дней вы останетесь у нас.

Несколько дней?! Еще несколько дней в этом аду?!

– Как вы спите?

– Я вообще не сплю! – вскричала я. – И остаться здесь я не могу! У меня хотят отобрать ребенка!

– Пани Кинга, – заговорил он тоном, специально предназначенным для «трудных пациенток», – никто не хочет отобрать у вас ребенка. Мы дадим вам мягкое снотворное, медсестры заберут малышку в отделение для новорожденных, чтобы вы могли подремать, ладно? Завтра утром вы будете чувствовать себя лучше, и, может быть, температура спадет.

«Медсестры заберут у меня ребенка, когда вы меня усыпите?!» – в страхе подумала я.

Но послушно кивнула.

Врач еще какое-то время смотрел то на меня, то в мою карту, затем улыбнулся подбадривающей улыбкой (торжествующей улыбкой? лживой?), пожелал мне спокойной ночи и вышел.

Вскоре медсестра принесла маленькую желтую таблетку и хотела забрать Алюсю. Я не позволила, а таблетку, когда медсестра ушла, я засунула куда-то под матрац.

– Кинга Круль! – услышала я за своей спиной – и вскрикнула от ужаса.

Ребенок заплакал.