Ну, и Прага теперь, разумеется.

А Париж…

Слишком многого я, видимо, ожидал от первой с ним встречи. Все детство и юность об этом городе книжки читал: от Дюма до Эренбурга с Хемингуэем.

Хотелось праздника, который всегда с тобой.

Ехал туда впервые – аж трясся.

Думал, сейчас найду места, где де Бюсси дрался с фаворитами Генриха Четвертого, зайду на местный рынок поесть знаменитого лукового супа, а потом обязательно посижу в кафе «Ротонда», где Пикассо пьянствовал с Аполлинером, а молодой красавец Модильяни соблазнял дикую восточную барышню Анечку Горенко с чудовищным для европейского уха татарским псевдонимом Ахматова.

Ага.

Как это называется-то?

Кажется, завышенные ожидания?

Попал в результате в грязную арабскую деревню.

С мусорным ветром, грязной рекой, дерьмовым кофе и совершенно тошнотворными обитателями…

…Ничто так не убивает, как обосранные надежды.

Но ради Златы я еще и не такую шнягу готов перетерпеть.

Не то что несчастную сраную столицу когда-то великой Французской Республики.

Очень уж увидеть хотелось – не Париж, разумеется, – Злату.

И – не только увидеть.

Короче, встретились.

Обнялись.

И – будто не расставались.

– Знаешь, – говорит, изящно помешивая маленькой ложечкой черный кофе в симпатичном заведении неподалеку от Сорбонны, – а я, кажется, придумала, чем мне хочется в Москве заниматься.

Так, хмыкаю про себя.

Уже хорошо.

По крайней мере, вопрос, где мы с ней будем жить – в Праге или в Москве, – даже не обсуждается.

Заметано.

– И чем же? – интересуюсь.

– Ну-у-у, – тянет, неодобрительно посматривая на мою дымящуюся сигарету, – сначала я хотела устроиться просто переводчиком. У меня, кроме русского и чешского, еще хороший немецкий, из-за мамы. И английский неплохой.

– Ого! – удивляюсь. – Я и не знал об этих твоих талантах. Кроме, разве что, знания английского. Слышал, как ты на Самуи с местными общалась.

Она кивает.

– Да, – говорит. – Мне языки хорошо даются. Вот про итальянский еще думаю. Но устроиться переводчицей сейчас будет трудно…

– Это еще почему? – поднимаю левую бровь домиком.

Она тихо смеется.

– Скажи, – улыбается лукаво, гладя себя по пока еще плоскому, подтянутому животику, – если б ты был бизнесменом, ты бы принял на работу беременную сотрудницу?

Хлопаю себя по лбу.

Вот идиот!

Ну конечно же…

– И что ты решила? – спрашиваю.

– У меня хороший слог, и мне нравятся русские книги. Хочу почитать, подумать. Вдруг получится что-нибудь перевести?

– Хочешь попробовать сблизить наши народы? – смеюсь.

Смотрит неожиданно серьезно.

Даже кофе помешивать перестала.

– Ты напрасно смеешься, – говорит очень тихо. – Если б я не читала русские книги и не учила русский язык в университете, вряд ли я смогла бы с тобой жить. Мой народ не очень хорошо относится к русским, ты же понимаешь…

Я молчу.

Потом – прикуриваю следующую сигарету.

– Наверное, ты права. Нас вообще многие не любят. И большей частью потому, что не понимают. Не хотят понимать. В шестьдесят восьмом к вам приезжали на танках не русские, Злат. А коммунисты. Которые насиловали и мой народ. Причем значительно дольше, чем твой.

– Я знаю, – накрывает мою руку узкой прохладной ладошкой. – Я знаю, Дан. Но другие-то не знают…

Я кривлюсь.

– Что ж тут, – поднимаю на нее глаза, – непонятного? Особенно для тех, кто считает себя лидерами и интеллектуалами. Для них «не знать» – это не добросовестно заблуждаться, моя девочка. Для них «не знать» – это просто тупо врать другим, которые и вправду могут не понимать, что происходит и происходило на самом деле.

Она гладит меня легкими пальцами по тыльной стороне ладони.

– Давай не будем об этом, – просит, – хорошо? Я понимаю, тебе больно. Но ты сильный, ты справишься.

– Я справлюсь, – киваю. – Мы уже привыкли к этому, понимаешь? Потому и справляемся. Как умеем.

– Да, – качает головой. – Наверное…

– А, кстати, – улыбаюсь, чтобы переменить неприятную для нас обоих тему, – как тебе пришла в голову идея изучать именно русский язык? Такая вроде симпатичная, европейски образованная девушка…

Она смеется.

– …И вдруг язык диких восточных варваров? – хохочет. – Меня даже в университете отговаривали. Именно такими словами. Чуть не отговорили. Отец настоял. Он очень любит Запад, но совершенно в него не верит. Говорит, что тут все мертвое. А вас он не любит. Но почему-то считает, что будущее именно за вами. И еще считает, что мне с тобой повезло.

Смеемся уже вместе.

Дальновидный ты дядя, папаша Мартин, думаю.

И – расчетливый.

Ладно, мне не с тобой жить.

А с твоей дочерью.

Спасибо за то, что воспитал. Что настоял, чтобы она изучала русскую филологию.

И – до свидания…

…Париж ей, как и мне, тоже не понравился, но обязательную программу мы все равно выполнили.

Как там: увидеть Париж и умереть, говорите?

Ну, лучше тогда – сразу вешайтесь.

Поэтому дню, когда вся эта шняга закончилась и мы, наконец встретившись с прилетевшей из Москвы «группой поддержки» во главе с Али и Никитосом, уселись в скоростную «собаку» до Марселя, я искренне обрадовался.

А из Марселя тем временем непрерывно шли звонки и эсэмэски о поджидающих нас толпах местных арабов, о ножах, цепях и прочей арматуре. И я, врать не буду, даже немного – самую чуточку – забеспокоился.

Не за себя, разумеется.

За Злату.

Такие адреналиновые приключения не для беременной.

В сад, что называется.

Может, думаю, съюлить?

А как?

Все знают, что еду уже, и не один.

Да и Злате хрен объяснишь…

…Забегая вперед, скажу, что арабов мы в этом славном портовом городишке все-таки встретили.

Их там вообще, по-моему, большинство.

Подавляющее.

Будто и не в Европе находишься.

Вокруг – или тупо черные, или тупо носатые.

Беда, короче.

А белая часть населения – только полицейские и пенсионеры.