много, самопомощи иногда недостаточно. В одном исследовании психологи, которые ею пользовались, страдали от вторичной травмы в той же степени, что и их коллеги, пренебрегавшие самопомощью[205]. И даже если бы она давала ощутимый положительный результат, у персонала в наиболее стрессовых обстоятельствах — в отделениях реанимации новорожденных и скорой помощи — на нее нет времени или возможность для этого не организована.

Главное, что, рассчитывая на самопомощь в борьбе с выгоранием, люди преуменьшают серьезность этого состояния. Заболев, мы обращаемся к специалисту. Врач не посоветует ванну с пеной от внутреннего кровотечения или комедию для заживления перелома запястья. Ожидая, что работники сферы ухода сами справятся со стрессом, мы, по сути, предлагаем серьезно больным людям подышать свежим воздухом.

Окружающие действительно могут помочь в таких ситуациях. Социальная поддержка предохраняет врачей и сестер от выгорания[206].

Проблема в том, что горе изолирует нас от остальных, поэтому трудно обратиться за помощью. Я лично это пережил. За двое суток, прошедших после смерти Франциско, я виделся с двумя дюжинами коллег, несколькими друзьями и своими родными. Когда меня спрашивали, как дела, мысленно я кричал: «Вчера умер Франциско!» — но вслух сказать этого не мог. В реанимации был я, а не мои друзья, и я не чувствовал права обременять их своей трагедией. С другой стороны, их новости — статью не приняли к публикации, интересно прошло свидание — казались мне пустяками. Это не их вина, просто из-за Франциско я утратил интерес к обычной жизни.

Сотрудники реанимации редко рассказывают о происходящем в отделении, даже самым близким. «Меня боятся спрашивать, как прошел день, — говорит одна сестра. — А когда спрашивают, не знают, что ответить». Работа здесь еще и мешает серьезно воспринимать происходящее в жизни других людей. Одна сестра рассказала мне: «Иногда вечерами жених рассказывает мне про какую-нибудь сложную маркетинговую проблему, а я думаю про себя: “О чем тут волноваться, это вообще не проблема”». Видя столько страданий, люди реже общаются с представителями других профессий. Если человек не поймет, что вы пережили, а вас не волнуют его переживания, какой смысл общаться?

В реанимации все поддерживают друг друга, но это всегда происходит между делом, в короткие перерывы или за бокалом после работы. По итогам летального исхода проводится совещание. Когда коллектив собрался по поводу Франциско, Лиз принесла фрукты и йогурты на завтрак («Мы тут одними пончиками питаемся»). «Мы спокойно посидели, поговорили, — рассказывает она, — поделились своими мыслями». Я спросил Мелиссу, комфортно ли ей говорить о своих чувствах на совещании. «Не очень, — ответила она. — Это скорее деловое собрание. Кого-то хвалят, мы вместе печалимся, но не обсуждаем, как все это сказывается на нашей жизни».

В отделении есть профессиональная помощь, но сотрудники почти никогда за ней не обращаются. Однажды в особенно трудный период старший врач спросил, не хочет ли Мелисса обратиться за психологической помощью к социальному работнику.

«Да ладно, зачем мне это?» — ответила она, как будто он усомнился в ее эмоциональной устойчивости. Она считает резидентуру проверкой характера: «Как в армии, надо просто жить дальше».

Но недавно ситуация начала меняться. Работники сферы ухода более осознанно стали подходить к эмпатии и ищут способы бороться с выгоранием и поддерживать друг друга. В больнице Джонса Хопкинса в Балтиморе перемены начались с трагедии.

К восемнадцати месяцам Джози Кинг заслужила прозвище Таран[207]. Она радостно вытряхивала все коробки, раскидывала одежду из шкафов и плясала половину времени, проведенного на ногах. В январе 2001 года она ускользнула от родителей и решила принять ванну, но сильно обварилась. Ее привезли в реанимацию больницы Хопкинса. Состояние девочки стабильно улучшалось, и родные уже надували шарики и писали открытки к ее возвращению домой. Но вдруг на ровном месте у Джози случилась остановка сердца. Через сутки ее не стало.

Семья была безутешна, и со временем к горю примешался гнев. В последние дни Джози персонал больницы допустил ряд серьезных ошибок (ребенок оказался инфицирован и обезвожен), ставших причиной смерти. Больница уладила этот вопрос с родственниками, но Соррел — мать Джози — лелеяла мысль о мести. «Они должны заплатить за это, — написала она в дневнике. — Пусть им будет так же больно, как нам».

Она подумала и о своей вине перед Джози. «Я сделаю для тебя все, что хочешь, — писала она, — только подай мне знак, что именно». Соррел с мужем Тони решили, что смерть Джози должна помочь другим детям. Часть компенсации они пожертвовали больнице Хопкинса на то, чтобы основать Программу безопасности пациентов имени Джози Кинг. В дальнейшем руководство пересмотрело методы, с помощью которых можно предупредить ошибки[208]. Новые стандарты переняли по всей стране и спасли много жизней.

Примерно в то же время Альберт Ву, профессор менеджмента в здравоохранении в больнице Хопкинса, размышлял о другой стороне врачебных ошибок. Родители тяжело перенесли смерть Джози, но что чувствует персонал? Ву опросил резидентов о прошлых ошибках и нашел у большинства симптомы ПТСР[209]. Его больница оказалась переполнена жертвами. Но, в отличие от пациентов и их родственников, сотрудники не позволяют себе просить помощи. Они своими действиями нанесли вред, поэтому заявлять о своих страданиях считают эгоистичным.

Ву счел опасным замалчивание чувств из-за мук совести. «Наши самые вдумчивые и чувствительные коллеги, — написал он, — больше других страдают из-за своих ошибок». На деле все оказалось еще хуже. В одном исследовании резиденты в течение года заполняли анкеты каждые три месяца. Там они описывали совершенные ошибки и качество жизни и работы. После ошибки начиналось выгорание, риск депрессии более чем утраивался, а эмпатия к пациентам падала[210].

В 2011 году Ву прочитал в больнице Хопкинса лекцию о врачебных ошибках. После упоминания Джози Кинг две женщины вышли из зала. Позже он узнал, что это они ее лечили. За прошедшие десять лет никто ни разу не поинтересовался, каково было им. «Это был явный промах, — посчитал Ву. — Но его можно исправить». Ву и его коллеги ощутили, что взаимная социальная поддержка сотрудников не должна ограничиваться коридорами и неформальным общением и пора сделать ее неотъемлемой частью работы. Они организовали «Сопротивление стрессовым событиям» — больничную службу проявления эмпатии к коллегам.

Команда Ву нашла в коллективе людей, которых можно описать как «мудрые, чуткие, не осуждающие». В «Сопротивлении» их обучили оказывать первую психологическую помощь, применяемую после катастроф[211]. У жертв и свидетелей землетрясений или террористических атак происходит прилив гормонов стресса. Их восприятие меняется: в один момент они сосредоточены до предела, а в следующий чувствуют себя как во сне.

Негативные события, такие как