вроде почётного титула, так здесь называют тех, кого считают друзьями духов, настолько близкими, что духи с ними чуть ли не каждый день говорят. Мана, к сожалению, эти разговоры почти никогда не записывают, только изредка пересказывают родичам и друзьям. Но мана Аштот не ленится всё записывать, это всем известно в Улимхайских степях. И вот она (он) приедет. Свои записи будет читать! Такое хорошо, если раз в сто кругов случается (лунных месяцев, а не лет, но всё равно это выражение означает «так редко, что считай почти никогда»).

– Вот спасибо! – кур Дэхо (Тэко Машши) от восторга прижимает ладони к щекам, как обычно делает дома. Не сдержался! Здесь так не принято. Но ладно, Лайко не привыкать.

«А может быть и мальчишка, – привычно думает Лайко; разницы нет, просто Лайко любит гадать. – Вон какой эксцентричный, за лицо руками хватается. Совсем ещё молодой. Но кем бы ни был, а слушать умеет. Мудрость духов для него – драгоценность, как для опытных пастухов. Пусть приходит, мана Аштот таких любит. И я тоже таких люблю».

– Я приду завтра вечером, – говорит Тэко Машши, то есть, кур Дэхо, он пока что не дома, надо правильным именем его называть. – Прими мою благодарность за приглашение. Пусть она согревает тебя многие сотни кругов.

Он держит руки напротив сердца, правую ближе к груди, ладонью к себе, а левую – чуть подальше, ладонью наружу. Здесь так делают, чтобы, сохраняя внешнюю сдержанность, показать собеседнику, что больше всего на свете хочешь его обнять.

– Приходи, – улыбается Лайко, тронутый этим жестом. – Я тебя буду ждать.

Потом, уже дома, с котом на коленях, чашкой кофе, рюмкой бирюзовой настойки, чтобы успокоиться и поспать, Тэко Машши думает: «Завтра. Завтра! Я услышу рассказы духов. И может быть – я же так очаровательно слушаю, это все говорят! – мне удастся выпросить их у автора. Ненадолго, просто взять в руки, чтобы благоговейно перелистать. Старым пастухам такое отношение к их записям нравится. И если мне удастся снять копию… Почему, собственно, „если“? Чего это я».

– Завтра я сделаю копию записей мана Аштота, – говорит вслух Тэко Машши, от избытка чувств слишком крепко обнимая кота. Туча недовольно бурчит, Тэко Машши смеётся и повторяет: – Всё получится! Всё у меня получится! Ай да я!

Это ружьё никогда не выстрелит, в смысле, этот фрагмент не нужен нам для сюжета, по ходу дела не выяснится, что в айрабанной «Территория Лайко» сейчас решаются наши дела, или, чем чёрт не шутит, например, на страницах рукописи мана Аштота хитроумным образом зашифрованы какие-то тайны, которые потом пригодятся нам. Нет! Ничего подобного. Просто адрэле Тэко Машши хочет, чтобы мы узнали, как он бывает счастлив в Улимхайских степях, и поняли, почему он когда-то, будучи молодым дураком, которому прочили блестящую карьеру Ловца, наплевал на свои же амбициозные планы и выбрал эту экзотическую специализацию, совершенно бесперспективную с точки зрения книжного бизнеса, но кто не слушает сердце, тот потеряет всё.

Вильнюс,

Ноябрь 2020

Труп – на самом деле он Отто с красивой короткой фамилией Штрих, но пусть будет Труп, Кадавер[10], или даже Нумирялис[11], ему самому очень нравится так представляться и смотреть, как стремительно усложняются выражения лиц – в общем, Труп столкнулся в подъезде с соседом и страшно обрадовался, потому что месяц его не видел и соскучился; даже не так, скука тут не при чём, просто отсутствие Тима в соседней квартире почему-то всегда физически ощущается, словно свет слегка приглушили, или заперли окна, короче, чёрт знает что.

Повис у соседа на шее и только потом заметил, что он не один, вернее, понял, что здоровенный мужик в полосатом пальто и блондинка в зелёной искусственной шубе, красивая, как в старом кино, не просто так на лестнице топчутся, а пришли вместе с Тимом. Родители, что ли? По возрасту, вроде, вполне подходят, при условии, что здоровенный блондинку ещё старшеклассницей соблазнил. Тим никогда о семье не рассказывал, а Труп не расспрашивал, но по идее, почему бы не быть у него родителям, другого способа появляться на свет пока не изобрели… А может не родители, а любовники? Причём сразу оба. Вот совершенно не удивился бы. В тихом омуте черти водятся, а сосед и есть тихий омут, тишайший из тёмных омутов этот Тим.

– Если ты пытаешься меня задушить, – наконец сказал сосед, – то имей в виду, ты далёк от успеха. А если просто свободно выражаешь эмоции, тогда продолжай.

– Да, выражаю, – подтвердил Труп. Но Тима всё-таки отпустил.

– Это Отто, я вам рассказывал. Который самый лучший в мире сосед, – объяснил незнакомцам Тим. И представил их Трупу: – Надя и Самуил. Ты, помнишь, говорил, я какой-то подозрительно тихий, ни единого шороха, так не бывает. Ну вот, исправляюсь. Вызвал подмогу. Теперь будет шорох! Надя не переносит наушники, зато очень любит слушать старинный хард-рок.

– Не демонизируй меня, пожалуйста, – улыбнулась блондинка. – Понимаю, приятно знакомством с исчадием ада похвастаться! Но я так за дорогу от воплей Планта[12] устала, что теперь ещё долго никакой музыки не захочу.

Труп посмотрел на неё с уважением. «Старинный хард-рок» он и сам любил. А ещё больше – девушек, которые его с удовольствием слушают. Ему почему-то всегда казалось, что они какие-то самые важные вещи понимают про жизнь.

– Ты мне самое главное скажи, с нашей «Крепостью» всё в порядке? Работает? – спросил Тим.

– Естественно. Что ей сделается.

– Ну мало ли. Может, в отпуск ушли.

– Я когда-то у Даны тоже про отпуск спросил. Сказала, она теперь и так в отпуске на всю оставшуюся жизнь.

– Да, – кивнул Тим, – я помню. Надеюсь, ей не разонравится никогда.

– Она предложила мне сделать в «Крепости» выставку, – сказал Труп. – Ну, то есть, не совсем настоящую выставку, всё-таки «Крепость» не галерея…

– …а лучше! – подхватил Тим.

– Да, я тоже об этом подумал. Сейчас-то вообще всё закрыто. А к Дане с Артуром каждый день люди ходят. И какие! Кому и показывать, если не им. Сегодня как раз заберу фотографии из печати. Приду с ними в «Крепость», выпью для храбрости, буду смотреть, как вышло, и страшно ругаться.

– С кем?

– Да со всем миром сразу. Например, что печать ужасная. И я сам дурак, неправильно выбрал размер. И освещение в «Крепости» хуже некуда. И вообще я не так себе свою первую выставку представлял. Настоящий художник всегда найдёт к чему придраться, когда боится, что ничего не получится, и хочет всё отменить.