— Завтра, — пообещал Дарио. — Мы завтра же вернемся на остров.

— Я хочу увидеть его немедленно.

— Не сходи с ума, Мев. Уже ночь. Мы не сможем попасть туда сегодня.

— Конечно, сможем. Ты всемогущий Костанцо. Ты можешь нанять самолет так же легко, как другие ловят такси. Ты можешь спрятать ребенка, и ничто не напомнит матери о его существовании. Может, ты спрятал моего сына там, где я никогда не смогу отыскать его?

— Не смешно, — бросил Дарио. — Я не делал ничего подобного. По рекомендации твоего врача я спрятал все напоминания о Себастьяне до тех пор, пока ты не будешь достаточно здорова.

— Ты не имел на это права. Ты не бог!

— Нет, — согласился он. — Я просто твой муж и могу совершать ошибки, как любой другой смертный. Оглядываясь назад, я понимаю, что мог в чем-то ошибаться, но еще раз повторю: в то время я думал, что действую в твоих интересах.

— Разлучать мать с ребенком — в ее интересах, Дарио? — спросила Мейва с горечью.

— Да, если мать в таком тяжелом состоянии, что не помнит, как родила его, — заметил он, а потом продолжил: — К тому же были основания полагать, что мать собиралась забрать ребенка и сбежать от собственного мужа.

Мейва ошеломленно уставилась на него:

— Скрыться?

— Сбежать, — поправил он.

— Мне известно, что означает это слово, — отрезала она. — И конечно, я не в восторге от того, что ты считаешь, будто я способна на такое.

— Мне не нравится так думать, но факты говорят сами за себя.

— Какие факты? — скептически поинтересовалась она.

Он одарил жену стальным взглядом:

— В машине были практически все вещи Себастьяна, Мев: игрушки, одежда, даже его качели, а также чемодан с твоими вещами. Ты ехала вместе с Ивом Готье, человеком, который появился из ниоткуда в июне и стал занимать так много места в твоей жизни, что весь остров судачил об этом.

— Мы земляки. Естественно, мы стали друзьями.

— Да, и для него было вполне естественно снять виллу на три месяца, а затем внезапно броситься в аэропорт с обратным билетом в Канаду.

— А у меня был с собой билет? И был ли со мной мой паспорт или паспорт Себастьяна?

— Нет, но если принять во внимание нашу ссору, когда ты недвусмысленно намекнула, чтобы мне лучше оставить тебя в покое, вряд ли можно сказать, что это только мое воспаленное воображение.

— Я помню наши ссоры, — протянула Мейва. События тех дней всплыли в ее памяти. — Мы ругались. Ты хотел, чтобы я вернулась в Милан с тобой, а я отказалась, потому что это значило бы примириться с вмешательством в нашу жизнь твоей матери и с ее попытками отобрать Себастьяна. Ты заявил, что не желаешь жить как монах и что я заблуждаюсь, считая, что наши отношения можно назвать браком. Ты посоветовал мне повзрослеть и научиться стоять за себя. А потом ты ушел, бросив дежурное: «Пока».

— Ну да, примерно так.

— Я не находила себе места всю ночь, потому что понимала, что ты прав. Если твоя мать запугала меня — это моя вина. И я решила, что нельзя спускать ей это с рук и пора положить этому конец. Но бежать от тебя? — Мейва замотала головой. — Я бежала к тебе. К тебе, Дарио Костанцо, потому что решила стать той женой, которую ты заслуживаешь, а не хныкать в углу, как побитый щенок.

— Тогда при чем тут Готье?

— Его вина только в том, что он зашел ко мне на следующий день и сообщил, что вынужден вернуться домой из-за проблем со здоровьем. У Ива было больное сердце, и в Италии болезнь обострилась. Он предложил подвезти меня. Я ехала к тебе, в Милан.

— И больше ничего не было?

— Если ты не доверяешь мне, спроси у Ива.

— Это невозможно. Он погиб в той аварии. На самом деле, — сказал Дарио, — он и был ее причиной, хотя не по своей вине. Видимо, у него случился приступ.

Мейва прижала пальцы к губам. Слишком много новостей для нее одной.

— О нет! Мне так жаль! Я понятия не имела, что Ив был серьезно болен. Он был мягким, добрым и слишком молодым, чтобы умереть.

— Извини, что мне приходится сообщать тебе плохие новости. Прости, что я сомневался в твоей верности. Я твой муж и должен был доверять тебе.

— Но ты не доверял, и, возможно, причина кроется в том, что ты искал предлог, чтобы избавиться от меня.

— Что ты говоришь?! Я женился на тебе, разве нет?

— О, да! — сказала Мейва, припоминая первые дни их совместной жизни. — На людях и дома, в нашей спальне, ты был идеальным мужем, но это только видимость. Ты женился на мне, потому что решил, что другого выхода нет.

— Это во многом правда, я признаюсь.

Мейва вздрогнула. Ее удивило, что именно это признание стало для нее самым страшным и оставило в душе какую-то пустоту.

— Но позволь напомнить, — продолжал Дарио, — что когда я приехал в Ванкувер, то не знал, что ты беременна. Я сделал тебе предложение, потому что заботился о тебе.

Она печально кивнула:

— Заботился… Да, очень милое объяснение.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что ты не был влюблен, когда женился. В отличие от меня.

— Это так, — произнес Дарио, и Мейва почувствовала, какой сокрушительный удар он нанес ей этой фразой. — Любовь пришла позже.

— Неужели? Ты никогда не говорил мне об этом. Как я должна была себя чувствовать, если все больше влюблялась в тебя, а ты ни разу не сказал: «Я люблю тебя, Мейва»?

— Я думал, это очевидно. Если ты действительно вспомнила все, то ты не можешь не помнить все те ночи, которые мы провели, занимаясь любовью.

— Секс всегда приносил нам наслаждение, Дарио. И последние несколько недель — лучшее этому доказательство.

— Это было нечто большее.

— Я считала иначе, а по утрам ты подтверждал мои худшие опасения.

— Ничто не может меня оправдать, — вздохнул он. — Лучшее, что я могу сделать, — это заверить тебя, что буду сожалеть об этом до конца жизни. Я ужасно обходился с тобой и полностью признаю вину.

— То, что ты соблазнил меня?

— Да.

Дарио выглядел таким загнанным и несчастным, что Мейва смягчилась:

— Справедливости ради стоит заметить, что ты меня не затаскивал силой на яхту.

— Это ничего не меняет. Было очевидно, что ты еще невинна. И если бы я не был так самоуверен, то обязательно заметил бы это. Твоя робость, практически беспрекословное подчинение… Уже гораздо позже, когда мы поженились, я понял, что ты всегда реагируешь подобным образом на давление и нападки.

— По-твоему, я вела себя странно в первую ночь?

— Нет. — Дарио бросил на жену мягкий и теплый взгляд. — Твоя щедрость и открытость были прекрасны. Именно это невозможно забыть. Ты не была похожа ни на одну из женщин, которых я знал. Я не планировал жениться на тебе, любовь моя, но теперь считаю, что это было лучшее решение в моей жизни.