Он сердится, подумала Оливия, провожая Нел наверх, чтобы забрать забытого плюшевого медвежонка и прихватить свой чемодан, который оказавшийся поблизости Бронгер тут же у нее отобрал. Нел и Ахиллес забрались на заднее сиденье, и мистер Ван дер Эйслер пригласил Оливию сесть рядом с ним.

Такую возможность упускать было нельзя: после того как инцидент будет исчерпан, ей вряд ли представится возможность снова увидеть его. Через неделю, в лучшем случае через десять дней, Нел отошлют в Англию, а вместе с ней, разумеется, и ее.

Начало темнеть, в комфортабельной большой машине было тепло и уютно, хотя снаружи очень холодно.

— Скоро мы увидим снег, — сказал мистер Ван дер Эйслер, — скорее всего, даже не доезжая Тюирюма.

— А где это?

— В нескольких километрах к востоку от Леувардена, маленькая деревенька на берегу озера. — Больше он ничего не сказал, и Оливия решила, что мистер Ван дер Эйслер сердится на нее за то, что она расстроила Риту. Она замолчала, стараясь разглядеть окрестности в сгущающихся сумерках.

Они двигались на север, и, как он и предполагал, когда подъехали к Афслейтдейку, пошел снег, сначала отдельными большими хлопьями, а потом забушевала настоящая метель.

— Вам не страшно?

Оливия взглянула на его невозмутимый профиль.

— Нет. Но если бы я была за рулем, то боялась бы ужасно.

— Когда выберемся из дюн, ветер будет не такой сильный, а минут через тридцать подъедем к Тюирюму. Нел уснула?

Оливия повернулась посмотреть.

— Уснула, и Ахиллес тоже.

— Он очень к ней привязан. Когда она здесь, они неразлучны.

За дюнами Оливия видела вздымаемые ветром свинцовые воды Эйсселмеера, от одного вида которых ее пробирала дрожь. Наконец дюны кончились, и, хотя снег все еще шел, ветер стал потише.

— Франекер, — сказал мистер Ван дер Эйслер, когда они въехали в маленький городок, расположенный у въезда на шоссе, ведущее к Леувардену.

Подъехав к Леувардену, машина, минуя освещенные улицы, свернула на шоссе, огибающее город, но ненадолго, и вскоре они уже ехали по узкой, мощенной камнем дороге, и у Оливии не было никакой возможности разглядеть что-нибудь по сторонам, как она ни пыталась.

— Поля, — кратко пояснил мистер Ван дер Эйслер. — Это проселочная дорога.

Местность казалась пустынной и дикой. Наконец сквозь падающий снег Оливия увидела огни. Снизив скорость, они въехали в деревню: горстка маленьких домиков, освещенный магазин, едва заметные очертания церкви. Автомобиль свернул еще раз, проехал меж двух кирпичных столбов в высокие железные ворота и остановился перед домом с освещенными окнами. Темнота и падающий снег мешали ей как следует разглядеть дом, но перед тем как ее провели по лестнице к арке входной двери, у нее создалось впечатление чего-то прочного и солидного. Ахиллес бежал рядом с ней, а сзади, почти наступая Оливии на пятки, мистер Ван дер Эйслер нес Нел.

Когда они подошли к двери, она открылась, в проеме стоял высокий худой мужчина с совершенно седыми волосами. Мистер Ван дер Эйслер спустил Нел с рук и обнял старика за плечи, говоря что-то, что на слух Оливии звучало как полная абракадабра. Голландский тоже не сахар, хотя она и могла иногда понять слово или пару, но сейчас вообще было не понять, на каком языке они изъяснялись.

— Это Тобер, Оливия. Он у нас целую вечность, меня еще и в проекте не было, а он уже стал членом семьи.

Оливия протянула ему руку и спросила:

— Как поживаете? — и была немного удивлена, когда Тобер на вполне сносном английском ответил, что поживает отлично. Потом его обняла Нел, после чего он принял у них верхнюю одежду и провел через широкий холл к двустворчатой двери. Нел повисла у него на руке, а Ахиллес семенил следом.

Они чувствуют себя совсем как дома, подумала Оливия, и, как бы услышав ее мысли, мистер Ван дер Эйслер сказал:

— Нел навещает нас каждый раз, как прилетает в Голландию, а Ахиллес воспринимает это жилище как свой второй дом, что, собственно говоря, так и есть.

Они подошли к дверям, и Тобер, открыв створки, впустил всю компанию в просторную комнату с высоким потолком и высокими узкими окнами, почти наглухо занавешенными тяжелыми парчовыми шторами. Стены были задрапированы панелями из того же шелка, которые разделялись выкрашенными в белый цвет колоннами. Полированный паркетный пол был покрыт ковром, около стен стояла мебель гнутого дерева, и одну из стен занимал гигантский камин. Похоже на музей, подумала Оливия, но потом, разглядев уютные кресла, столы с изящными лампами, стопку книг на маленьком столике, вязание, брошенное на сиденье кресла, и полосатую кошку, свернувшуюся клубком на другом кресле, изменила мнение. Может быть, и музей, но музей обжитой, теплый и гостеприимный.

Нел бросилась к сидящей у камина леди, и Оливия почувствовала на своей спине широкую ладонь, подталкивающую ее в том же направлении. Леди поднялась, нагнулась, чтобы поцеловать Нел, и шагнула к ним навстречу.

— Хасо, как я рада тебя видеть, милый! Она подставила ему лицо для поцелуя. — А это Оливия? Чувствуйте себя как дома, дорогая, я так люблю, когда у нас гости.

Улыбаясь, хозяйка протянула руку для рукопожатия. Она была одного с Оливией роста и все еще красивая, со светло-голубыми глазами, поседевшими волосами, зачесанными назад, и превосходной осанкой.

— Вы не устали с дороги? В это время погода порой преподносит неприятные сюрпризы. Прежде чем подняться наверх, вы должны выпить чашечку кофе, а ты, Нел, получишь теплое молоко со своим любимым печеньем.

Принесли кофе, и Оливия, сидя рядом с хозяйкой у пылающего очага, почувствовала, что жизнь — стоящая штука. Рядом в глубоком кресле сидел мистер Ван дер Эйслер, напротив него Нел, а на ковре уже дремал Ахиллес. Она улыбнулась его хозяину, и он тоже ответил доброй улыбкой, в которой, однако, не чувствовалось ничего личного.

Потом жена Тобера, Анке, низенькая плотная женщина, одетая во все черное и так же, как и муж, олицетворяющая собой тип старой семейной прислуги, проводила ее наверх. Весьма необычно, отметила Оливия, поднимаясь по широкой лестнице, что в современном мире семья мистера Ван дер Эйслера не испытывает трудностей с прислугой. Его прекрасно обслуживают в лондонском доме, то же самое чувствуется и здесь. Этот дом, вероятно, принадлежит его матери, хотя, по всей видимости, еще будет возможность узнать это…

Комнаты Оливии и Нел были рядом и имели общую ванную. Обе были обставлены мебелью из палисандрового дерева и выдержаны в мягких пастельных тонах. Оливия, проведя рукой по поверхности стоящего у постели столика, решила, что дом просто великолепен. Она не могла дождаться утра, чтобы осмотреть его снаружи. Нел, дернув Оливию за руку, вернула ее к реальности. Она привела себя и девочку в порядок, и они спустились вниз. Оливия заметила, что Нел совершенно переменилась, она смеялась и резвилась и совсем не походила на того несчастного ребенка, которым была в Амстердаме. Может быть, когда он женится на Рите, все будет по-другому.