В тусклом свете убывающей луны передо мной виднелись стены улорийского городка Россошь. Городок старенький и до недавнего времени ничем не примечательный. А теперь с его именем всегда будет ассоциироваться одно из самых жестоких и бестолковых поражений таридийской армии.

Мы подошли к городу с восточной стороны, здесь лес очень удобно подкрался к городским стенам на расстояние около трехсот метров. Южнее Россоши расположено то самое поле, где бездарный авантюрист угробил столько солдатских жизней. Сейчас там уже прибрано, умершие похоронены в огромных братских могилах, раненые собраны в походный госпиталь или отправлены в город, пленные уведены в городскую тюрьму. На поле боя осталась лишь часть обоза улорийцев, содержащая в том числе и взятые в бою трофеи. Очень хочется отбить у врага нашу артиллерию, но нам сейчас важна скорость – следующей ночью мы уже должны быть совсем в другом месте. Потому с артиллерией, увы и ах, придется распрощаться.

Обещания Натальи исполнились с лихвой. Наше вступление в Корбин скорее походило на триумфальное шествие победителей. Мы медленно ехали в открытой карете в сопровождении отряда примерно из полутора тысяч солдат, приведенных из Чистяково, а вокруг волновалась восторженная толпа. Позже, уже в Корбинском замке, Натали шепнула мне на ушко, что даже царь всея Таридии вряд ли удостоился бы такого теплого приема. Мол, ни на что не намекаю, но если захочешь… Это вряд ли, но к сведению принял. На всякий случай.

Сейчас для меня главным было то, что воспрянувшие духом корбинцы охотно записывались в ополчение и с большим энтузиазмом бросались исполнять все мои поручения, будь то изготовление кольев для заградительных рогатин и ежей или временное предоставление для нужд армии всех пригодных к использованию телег и лошадей.

Вообще же ситуация была просто плачевная. Защитить столицу края от небольшой армии численностью так в восемь-десять тысяч солдат можно было бы попытаться, но, когда на тебя прет тридцать тысяч бойцов, обзаведшихся нашей же прекрасной артиллерией, становилось как-то грустновато. На момент нашего прибытия в город туда стянулись остатки разбитого войска и подошли кое-какие резервы из окрестных гарнизонов, итого с горем пополам набралось почти четыре тысячи кавалерии и полторы тысячи пехоты. Полевых орудий – кот наплакал, зато в Корбин успела поступить приличная партия минометов. И был еще один приятный сюрприз – уцелела большая часть штурмового батальона майора Дегтярева.

В сложившихся обстоятельствах я считал безумием попытку отсидеться за стенами Корбина в ожидании помощи из центральных районов страны. Тем более не факт, что эта самая помощь придет – что там решит себе государь, окруженный «могучей кучкой» своих друзей, я совершенно не представлял.

И вот я здесь, за сотню с лишним километров от Корбина, под стенами Россоши, вместе с тремя тысячами легкой конницы и сотней посаженных на коней штурмовиков. Улорийская армия сейчас у меня в тылу. Хотя вернее будет сказать – это я сейчас в тылу у улорийцев.

Янош не очень-то торопился, в его войске сейчас кроме своих солдат пять тысяч островитян, которые, как всегда, предпочитают вступать в бой последними, и почти десять тысяч наемников. А вот эту разношерстную компанию как раз всегда первой бросают в мясорубку битвы – их не жалко, они за хорошие деньги воюют. Зато после боя с ними особо приходится считаться, поскольку свою часть добычи наемники предпочитают получать сразу, ну и отметить победу всегда не прочь.

Так что победоносной армии короля Улории пришлось задержаться под Россошью на несколько суток – с союзниками утрясти вопросы и прибрать на поле боя. Да и не особо спешил Янош, полагая, что никуда теперь Корбинский край от него не денется.

– Пора! – я взмахнул рукой, и тут же кто-то из сопровождающих прокричал условный сигнал голосом какой-то ночной птицы.

Перед самыми городскими стенами поднялись едва различимые фигурки штурмовиков, разделенных на небольшие группы. Каждая была вооружена длинным шестом с надежно закрепленной ременной петлей на одном из концов, и сейчас передовые бойцы, продев в петлю плечевой сустав, взбегали на стену, разгоняемые остальными членами группы.

Стены у Россоши невысокие, метра четыре всего, так что спустя каких-то две минуты два десятка штурмовиков уже были наверху. Просто и быстро, да еще без лишнего шума.

Передовой отряд отправился к ближайшей кордегардии разбираться со стражниками, а тем временем на стены взбирались все новые и новые штурмовики.

Томительно тянулись минуты ожидания, сердце в груди громко стучало вопреки моей воле. Вот чего я так волнуюсь? Три года назад в Силирии в лютую вьюгу пришлось штурмовать гораздо более укрепленный Яблонец – так там вообще не помню, чтобы волновался. Возможно, тогда все были так вымотаны долгим переходом сквозь все усиливавшуюся метель, что сил на волнение просто не осталось. А вот здесь, когда задача видится более простой, не могу унять сердцебиение.

Наконец лязгнули внутренние запоры, и воротные створки с негромким скрипом разошлись в стороны. Сигнал тревоги так и не прозвучал.

Я повернулся к беспокойно ерзающему в седле майору Заславскому:

– С богом!

Три эскадрона гусаров выметнулись из леса и спустя минуту уже втягивались в ворота улорийского городка. Следом пошли в дело драгуны. А вокруг по-прежнему было тихо. Отлично. Можно двигаться дальше.

– Давайте сигнал!

Боец поджег запальную трубку брандскугеля – зажигательного снаряда и аккуратно опустил его в трубу установленного за нашими спинами миномета. Второй солдат вынул запальник из костра и сунул его раскаленный шип в запальное отверстие. Секундная задержка – и с гулким хлопком снаряд взмыл в небеса, уже там расцветая яркой звездой. Чем не сигнальная ракета?

Это и был сигнал для ожидающих своего часа тремя километрами западнее уланских эскадронов подполковника Новикова. Сейчас уланы тоже выдвигаются из засады, чтобы атаковать расположенный в поле обоз. Ждать больше нечего, и я, оставив в лесу всего эскадрон драгун, тоже направился к городским воротам.

Городок уже начинал просыпаться, только было поздно – защищать его уже было некому. Гарнизон Россоши насчитывал всего двести человек, треть из которых была нейтрализована на своих боевых постах, остальные либо предпочли не высовываться, либо выбегали на улицы поодиночке и попадали под горячую руку наших гусаров, рыскавших по городу в поисках вражеских солдат. Наибольшее сопротивление было оказано оставленным в арьергарде воинства Яноша Первого фрадштадтским драгунским полком. Половина полка охраняла в поле оставшуюся часть обоза, а около четырех сотен островитян были расквартированы в торговых дворах в восточной части города. Все как доложила разведка.

Вот с этими и пришлось повозиться немного, но неожиданность нападения и большое численное превосходство быстро склонили чашу весов в нашу сторону. К моменту моего въезда в город драгуны уже выволакивали на улицу уцелевших фрадштадтцев. Но мы сюда пришли не ради мести подданным короля Георга и не ради сокращения вражеской армии на тысячу единиц. У меня катастрофически не хватало солдат, а городская тюрьма и подземелье ратуши Россоши были под завязку набиты полутора тысячами пленных соотечественников. Пусть этот случай положит начало хорошей традиции под названием «таридийцы своих не бросают».