В общем, думал я и так и сяк, но решил поставить во главу угла сохранение людей. Орудия жалко, они бы очень нам пригодились под Корбиным, но придется обходиться без них. Потом другие сделаем, еще лучше прежних.

К десяти часам утра наш изрядно выросший отряд отправился в обратный путь, оставляя за собой дым нескольких пожаров, взрывы уничтожаемых огнем боеприпасов да испуганно наблюдающих за всем этим жителей Россоши, массово усеявших по такому случаю старенькие городские стены.

Неприятности настигли победоносную армию улорийского короля вечером третьего дня. Большая часть привычно разосланных во все стороны дозоров таинственным образом исчезла, но выяснилось это слишком поздно, уже после оказавшегося таким неожиданным налета вражеской кавалерии.

Таридийские гусары молча выметнулись из лесу с той стороны, откуда можно было ожидать лишь возвращения своих дозорных, и принялись с остервенением рубить и топтать только-только расположившуюся на ночной отдых пехоту.

Пока офицеры Яноша Первого разобрались в ситуации, пока организовали отпор, гусары исчезли так же быстро и слаженно, как и появились, оставив после себя две сотни убитых и раненых, растоптанные костры, перевернутые телеги, мечущихся в страхе и вносящих дополнительный сумбур улорийских лошадей.

Посланные в погоню три сотни наемных драгун вернулись почти сразу, поскольку дорога впереди оказалась усыпана так называемыми рогульками, или «чесноком». Не тем, что растет на грядке и используется в пищу или для отпугивания нечистой силы, а достаточно эффективным противоконным заграждением, представляющим собой соединенные в одной точке острые металлические штырьки длиной пять-семь сантиметров. Это ведь только кажется, что конское копыто – это одна сплошная кость! На самом деле, наступая на такую рогульку, да еще на всем скаку, лошадь испытывает колоссальную боль, при этом рискует подхватить сепсис и умереть. Прекрасно зная о способности «чеснока» останавливать хоть кавалерию, хоть пехоту, военачальники обычно не спешат с его использованием, поскольку на войне всегда велик риск завтра наступать по той самой местности, где ты вчера разбросал рогульки. Кроме того, строевые лошади крайне дороги, и любой всадник бережет как своего, так и коня противника, надеясь в случае победы захватить его целым и невредимым, а не забивать на мясо. Поэтому в кавалерии такие средства, мягко говоря, не приветствуют, считая их нечестными и негуманными.

Но сейчас король Янош вполне понимал применение противником такого приема и досадовал на себя и своих командиров, что слишком рано поверили в легкость своей миссии и после оглушительного разгрома, учиненного таридийцам, действовали чересчур вальяжно. А оказалось, что разбитый в пух и прах противник и не думал сдаваться на милость победителей, а решил любой ценой задержать продвижение вражеской армии к главному городу спорных земель. Окажись Янош Первый на месте противника, поступил бы точно так же.

Итак, погоню остановили обильно рассыпанные по дороге рогульки. Напоровшиеся на них лошади дико ржали от боли, вставали на дыбы, валились на бок, натыкаясь при этом на безжалостные железки еще и телом. Кроме того, засевшие в кустах вражеские стрелки подлили масла в огонь, дав еще по два залпа по преследователям. Но наемники считали себя лучшими солдатами в мире и никому спускать подобную дерзость не собирались.

Задние ряды драгун, еще не успевшие наскочить на злополучные шипы, мгновенно спешились и ринулись в лес, намереваясь как следует проучить наглецов. Но нарвались на сети, волчьи ямы и таридийские штыки. Потери выросли, а горе-воякам пришлось-таки ретироваться.

К тому же времени, когда наемники перегруппировались и подтянули подкрепление, лес уже был пуст.

Хмуро выслушав доклады офицеров о неутешительных результатах преследования, король обратился к командиру наемников фон Рейбелю:

– Что вы об этом думаете, генерал?

– Нужно разбивать лагерь, ваше величество, – не моргнув глазом ответил наемник.

Поджарый пятидесятилетний генерал с лицом, испещренным шрамами, не нравился ни королю, ни большинству его приближенных, но не считаться с боевым опытом и организаторскими способностями уппландского барона было бы верхом глупости.

– Подозреваю, что ночью нас еще не раз побеспокоят, нужно обезопасить солдат. А с утра осмотрим местность и решим: чистить дорогу от «чеснока» или искать обход.

Рейбель говорил дело. Армия сильно растянулась на марше, поскольку никакого сопротивления вплоть до Корбина, куда стекались остатки разбитых таридийцев, не ожидалось. Однако же неприятности начались еще на улорийской земле – видимо, нашелся во вражеском стане человек, сумевший сплотить разрозненных и морально подавленных беглецов. Как же это было некстати! И как же нужно было спешить, чтобы не дать врагу опомниться! Но они расслабились, поддались эйфории и упустили драгоценное время.

За задержку можно было сетовать на тех же наемников, желавших немедленно получить свою долю добычи, взятой под Россошью, а можно обвинять в чрезмерной осторожности фрадштадтских союзников, которые вообще никуда не спешат, стараясь до последнего отсидеться за спинами его солдат. Но все это были не более чем оправдания для столь опытного полководца, как он!

Боже мой, как упоительно было вновь поверить в свою звезду! Снова ощутить вкус большой победы, купаться в лучах славы, слышать вокруг восторженные крики… В общем, вновь стать самим собой – великим воителем, баловнем судьбы, вершителем судеб! Вот и не проявил твердости, пошел на поводу у союзников, а заодно позволил самому себе вдоволь насладиться победной эйфорией и забыть, что мир изменился. Что изменились окружающие его реалии, жизнь ускорилась, появилось новое оружие, новые военные приемы, иными стали методы ведения военных действий. Еще десять лет назад после такого сокрушительного поражения любое государство прислало бы парламентеров с мольбою о мягких условиях капитуляции, а сегодня разбитый враг даже и не думал сдаваться.

Эх, десять лет назад! Десять лет назад Янош штамповал такие победы с завидным постоянством, внушая страх и уважение всему континенту! Слишком часто при этом он был чересчур благороден и снисходителен к поверженным врагам, предъявляя невероятно ничтожные условия. Кто же знал, что череда блистательных побед не будет вечной? После того самого досадного поражения на Грушовском поле все в его жизни пошло наперекосяк.

Можно сколько угодно убеждать окружающих, что это была случайность, совокупность несчастливых обстоятельств, но сам король прекрасно понимал, что поражение стало следствием элементарной недооценки противника. И весьма похоже, что сейчас он вновь наступал на те же грабли.

Кстати, тогда неприятности начались не с самой битвы, а с дерзкого рейда князя Бодрова, со своим отрядом неожиданно перешедшего Титовицу по льду и лишившего улорийскую армию запаса оружия и продовольствия, подготавливаемого для летней военной кампании. Не Бодрова ли и теперь занесло в Корбинский край случайным ветром? Неожиданные неприятности – это как раз в его стиле.