Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай злобно засмеялся.
– Боится, сука! Бойся, бойся! Моя жена, моя дочь – они тоже боялись, они умирали от страха, когда ваши друзья-трупняки терзали их… Мы безопасны! Поверьте! – передразнил он последние слова письма. – Рука не дрогнет! Я убил моих дорогих девочек!.. Надюша! Ей было всего 18. Она у нас всегда была болезненная, хрупкая. Только выровнялась, замуж собралась… и ВСЕ! ВСЕ!!! – заорал Николай.
Я подошел к нему и положил руку на плечо.
– Коля! Коля! Успокойся! Пойдем, выпьем.
Он был маленьким, жалким, по его щекам катились слезы.
Мы прошли в гостиную, сели за стол. Коля-маля достал из сумки водку, хлеб, грибы, банку ветчины, стаканчики. Хлюпнул носом, утерся рукавом. Вскинул голову, поглядел на меня. Глаза его были мутны и красны. В этот миг он показался мне страшнее вампира.
– Не трави душу, – сказал я, – все мы прошли через это. Мстить, но не впадать в истерику. Я верю, весной мы свалим из этого сраного городишки. Мы найдем других людей… женщин… У тебя будет семья, дети…
– Семья… дети… – как эхо повторил Николай.
Я быстро наполнил стаканы. Мы выпили, стали есть. Я наблюдал за моим другом по несчастью. Похоже, он пришел в себя. Успокоился.
– Давай еще по чуть-чуть и за дело.
Николай странно посмотрел на меня.
– Давай…
Он выпил и, не дожидаясь меня, направился в спальню.
Я не стал торопиться. Пусть его, я сегодня уже утолил свою жажду мести. Задор бесстрашного убийцы вампиров прошел. Не спеша я сложил в сумку банки, хлеб, бутылку, стаканы, повесил ее на спинку стула и нехотя поднялся. Да, пепел мертвых не стучал в мое сердце. Но каким бы ни было настроение, работу надо было выполнять.
На пороге спальни я застыл, как вкопанный, пораженный открывшейся картиной. Коля-маля, только что убивавшийся по семье, насиловал инфицированную. Наяривал, дай Бог! Его голый тощий зад резво двигался у меня перед глазами.
– Эй! – окликнул я Николая.
Он остановился и оглянулся.
– Она живая и теплая. И их будет все меньше и меньше, пока не останутся одни вурдалаки. Я буду трахать их всех! Хочешь, становись в очередь. А нет, так пошел ты! – Он хохотнул и отвернулся, продолжив свое занятие.
Я наблюдал за ними. Безвольные ноги, раскинутые в стороны, вялое тело, большие груди, прыгающие от яростных толчков. Это было одновременно отвратительное и завораживающее зрелище. Так давно у меня не было женщины! Онанизмом природу не обманешь. Но я никогда не помышлял даже о том, чтобы начать насиловать инфицированных. Они были для меня по ту сторону жизни – разница между ними и упырями заключалась только в температуре тела.
Николай зарычал в оргазме, замотал головой, стиснул жестоко груди женщины. Она глухо застонала, задвигалась вяло. Руки ее были прикованы наручниками к спинке кровати.
«Обстоятельный мужик, – подумал я. – Не хочет лишних царапин».
Николай слез с инфицированной и встал подле кровати. Я не мог удержаться, чтобы не взглянуть на его влажно блестевший торчащий член. Потом посмотрел на женщину. Красный зрачок между раскинутых ног манил. Я ощутил, как начинает пульсировать в трусах мой член, быстро поднимаясь. Чтобы напарник не заметил этого, я круто повернулся и вышел в гостиную.
– Кто получает удовольствие, тот и работает! – крикнул я Николаю. – Кончай с ними, я осмотрю квартиру.
В кладовке, заваленная старыми одеялами, газетами, бутылками, лежала девушка лет 15–16. Моей старшей было столько же.
Я вытащил девушку в коридор и положил на пол. Погладил по волосам – они были длинными и того же цвета, что и у матери. Затем расстегнул пижаму. Груди ее были прекрасны… Сколько восхищенных взглядов могли собрать они, сколько радости принести кому-то. Не удержавшись, я провел ладонью у нее между ног и отдернул руку, словно обжегшись.
Я убил ее милосердно – одним ударом осинового колышка в сердце. Положил обратно в чулан и замаскировал хламом. Похоронил. И вместе с нею в который раз свою дочь…
Мне было не по себе. Я отвык от нормальных человеческих чувств и поступков, кроме ненависти и боли, кроме жестокости и убийства. Ее родители пожертвовали собой, надеясь спасти дочь. Они думали, обнаружив их в спальне, мы не будем проводить тщательный обыск.
Зачем тогда эта записка?.. Еще одна хитрость или последняя надежда на милосердие?.. На что они рассчитывали?..
Я не знал, что ответить. Мне было не по себе в этой квартире. Не было обычного чувства исполненного долга, удовлетворения от того, что уничтожил еще несколько тварей. Было жаль девочку и погано от того зрелища, которое организовал мне Николай.
Мы сволокли тела вниз, забили окна и дверь и двинулись дальше. В этом доме нам пришлось потрудиться. Каждую дверь в оставшихся семи квартирах мы взрывали гранатами. На третьем этаже Николай изнасиловал еще одну инфицированную – совсем молоденькую.
К обеду мы так устали, что не стали обыскивать чердак, а просто подожгли его. Там было полно газет, поломанной мебели – огонь резво и весело взялся за дело.
Всего набралось 15 трупов, из них три детских. Один мальчик был совсем крошечным, наверное, еще не научился ходить, когда на него обрушилась эта напасть.
Покидав тела в прицеп, мы поехали в местный крематорий. Там сжигались нами останки. Сжигались ежедневно. Если одна зараза не взяла нас, мы не были защищены от другой – чумы. Ведь инфицированные не разлагались так быстро, как вампиры, может быть, не чума угрожала нам, не вполне уверен, среди нас не оказалось врачей. Но мы не сомневались, что гниющая плоть, не захороненная и не сожженная, обязательно породит какую-нибудь заразу.
Николай, довольный и пьяный, много болтал но дороге. Я слушал его вполуха, думая о своем.
– Что ты, твою мать! – разозлился он наконец. – Чистоплюй хренов! Я хоть баб трахаю, а Серега вон с Димкой, гамаки сраные, долбят друг друга в жопу!
Я почти что не удивился этой новости. Видимо, пришло время сюрпризов.
Глава III. Ночь воспоминаний
Снова моя вахта. Ночь была теплой и звездной. Серп луны висел высоко. Ветер смерти дул с востока. На этот раз он нес запах дыма – горели подожженные ребятами днем дома.
У ворот полыхнул разряд. Я направил туда прожектор. С десяток тварей стояли перед ними и бессмысленно таращились, ослепленные светом. Затем стали разбегаться. Одни – прочь от тюрьмы, другие напротив бросились к стене, где упал их