Эмили обрадовалась, что Колин не обиделся на нее. Тем не менее, постаралась побыстрее сменить тему.

— Можешь мне кое-что объяснить? — начала она. — Конечно, ты волен сказать, что я не имею права лезть в чужую жизнь. Но мне интересно, как получилось, что ты разбогател? Ведь большинство известных ученых не могут позволить себе иметь огромный дом и, не задумываясь, покупать дорогие машины.

Колин пожал плечами.

— Все очень просто. Мои родители — вернее, мой отец — были состоятельными людьми. Они дали мне хорошее образование и поддерживали, когда я делал первые шаги в науке. Так что большая заслуга в том, что мне не приходится думать о хлебе насущном, принадлежит им. Потом я стал получать премии, которые приносили мне не только известность, но и деньги. В общем, мои мозги — мой главный капитал, — добавил Колин и усмехнулся. — Именно они подсказали мне поместить первые деньги в акции развивающейся нефтяной компании. С них я получаю огромную прибыль. Так что в принципе мне незачем работать, деньги текут сами…

— Но ты не из тех людей, которые могут сидеть без дела, — копируя его манеру говорить, закончила Эмили.

— Все правильно. К тому же я обожаю мою работу. Я чувствую, что делаю очень полезное дело. Без горстки одержимых людей вроде меня об индейской культуре и истории знали бы гораздо меньше, чем сейчас.

— А что конкретно ты делаешь? — спросила Эмили. — Конечно, кроме того, что плаваешь по горным рекам.

— Читаю лекции в университетах, принимаю участие в работе различных фондов по спасению индейской культуры, слежу за жизнью в резервациях, помогаю молодым индейцам выжить в современном мире и не растерять традиций… Словом, всего и не перечислить.

— То есть ты вроде современного Робин Гуда? — решила уточнить Эмили. Колин засмеялся.

— Не знаю. Я не такой уж великодушный. Конечно, мой дом тоже стоит в лесу, но на этом сходство, пожалуй, кончается. В любом случае, средневековые штаны мне совсем не идут.

Эмили на секунду закусила губу, стараясь не рассмеяться.

— Почему же? Лосины выгодно подчеркнули бы твои стройные ноги. Вот только с гипсом возникла бы проблема, — как можно серьезнее проговорила она.

Они остановились перед сухим деревом, лежащим на лужайке, залитой солнцем. Эмили присела, Колин последовал ее примеру.

— Все-таки тебе очень повезло, — вдохнув свежего воздуха, напоенного запахом хвои, произнесла она. — Немногие люди имеют счастье жить в таком прекрасном месте. Дом, конечно, тоже симпатичный, но природа здесь просто райская!

— Верно, — согласился Колин. — Дом — это только место для проживания, пространство, где можно разместить книги, картины, скульптуры. Все дело в виде, открывающемся из него. Если ты заметила, на другой стороне дома практически нет окон.

Да, она это заметила. Хотя лес казался не менее красивым, чем ущелье и река. Он был полон птиц и животных: недавно Эмили видела оленя и нескольких зайцев. Это место идеально подходит для воспитания детей, подумала она. Но Колин однажды твердо сказал ей, что не хочет иметь ребенка. «От них шума и возни еще больше, чем от женщин, — заявил тогда он. — Пусть другие женятся и плодятся. А я лучше займусь чем-нибудь более полезным и осмысленным, чем обзаведение женой и детьми».

Эмили не знала, почему ее подопечный так ненавидит все связанное с семьей. Очень жаль, думала она, ведь из Колина должен получиться отличный отец. Эмили представила его сидящим на этом же самом дереве в обществе маленького мальчика с непослушными темными волосами и ярко-синими глазами…

Голос Колина прервал ее размышления.

— Мы все время говорим только обо мне, — сказал он. — Расскажи-ка лучше о своей жизни, работе. Тебе нравилась твоя профессия?

Эмили кивнула. Она почувствовала, что здесь, сидя рядом с Колином под лучами яркого апрельского солнца, сможет говорить об этом.

— Я училась в Шайенне, — начала Эмили. — Первый год мне пришлось нелегко в совершенно незнакомом городе. Мои родители живут далеко отсюда, в другом штате, поэтому сначала я очень скучала по дому. Но потом привыкла. С восемнадцати лет я живу отдельно, среди чужих людей, в чужих городах, в общежитиях или съемных квартирах. Но я сама выбрала этот путь, так что надо идти дальше, не поддаваясь жалости к себе. К тому же мне всегда нравилась профессия медсестры. Я, как и ты, чувствовала, что нужна людям. Так что в нашей работе есть нечто общее.

— А как ты попала в отделение реанимации?

— Совершенно случайно. Не вышла на работу медсестра, и меня пригласили поработать несколько дней, пока ей не найдут замену. Так происходило несколько раз, и я всегда с успехом справлялась с новыми для меня обязанностями. Потом в отделении освободилось место, и не успела я глазом моргнуть, как уже работала там на полную ставку. Затем были специальные курсы для медсестер реанимационного отделения, и я решила, что мне нужно остаться и в будущем стать врачом.

Эмили замолчала. Она вспоминала суматоху, которая начиналась в отделении, как только привозили нового больного. Носилки, капельницы, срочное обследование, операции — все решения принимались так быстро, что даже дух захватывало. Порой врачи вытаскивали человека с того света. И тогда Эмили понимала, что живет не напрасно.

— А что же случилось дальше? — спросил Колин. — Когда я видел тебя там, вроде все шло хорошо. Ты, конечно, находилась в постоянном напряжении, но работа тебе нравилась.

— В последнее время у нас было несколько случаев, когда мы не могли спасти жизни пострадавших. Каждый день я приходила на работу и видела людей, истекающих кровью, которые умирали у меня на руках. А потом я и врач шли к родственникам и пытались объяснить им, что мы сделали все, что в наших силах. Но как можно объяснить смерть? Как можно оправдать то, что противоречит жизни? Невозможно. И я поняла, что не выдержу. На следующий день после того, как привезли тебя, у нас умер мальчик, прямо на операционном столе. Со мной случилась истерика, и главный врач отправил меня домой.

— То есть уволил? — Эмили покачала головой.

— Нет. На следующий день я вышла на работу, но не смогла опять смотреть на искалеченных людей. Во мне как будто что-то сломалось. Наверное, я была на грани нервного срыва, только не понимала этого. Начальство клиники предложило мне взять отпуск на три недели, чтобы я могла отдохнуть и прийти в себя.

— Но этот срок уже закончился. Ты собираешься возвращаться обратно?

— Нет. Я сразу поняла, что с этой работой покончено. Она была частью моей жизни, которая уже в прошлом. Мне нужно идти вперед и искать новое применение моим способностям.

Некоторое время Колин молчал. Эмили смотрела на вековые сосны, траву, покрытую солнечными бликами, и чувствовала, как печаль опять поднимается в сердце. Затем он заговорил. Его голос звучал немного неуверенно, но был полон сочувствия:

— А что за история с твоим другом и соседкой по комнате?