её волосах, а зубы жадно впиваются в шею — на алебастрово-бледной коже мгновенно расцветают мелкие созвездия лиловых синяков.

Я двигаюсь медленно и плавно — глубоко погружаюсь в податливое тело и выхожу практически полностью, сохраняя устойчивый ритм. Разум плавится от крышесносного возбуждения, а сердце — от щемящей нежности, и я больше не сомневаюсь в правильности своего решения.

За неё можно умереть. Можно убить.

Можно предать собственную семью — и никогда об этом не пожалеть.

Уэнсдэй быстро подстраивается под темп движений — сладко стонет в голос и подаётся навстречу каждому толчку. Её близость действует на меня совершенно одуряюще, будто я нахожусь под действием мощного наркотика, наполняющего каждую клеточку невероятным удовольствием. Ласковые поглаживания на моей спине постепенно сменяются более жёсткими — Аддамс впивается ногтями, оставляя красноватые отметины в форме полумесяцев. Мстительно сильно сжимаю соблазнительное полушарие груди, пропуская между пальцами затвердевшие соски. Её тонкая рука скользит между нашими телами и останавливается на клиторе — машинально опускаю взгляд вниз, наблюдая, как тоненькие пальчики ласкают самое чувствительное место.

Проклятье, какая же она горячая.

Нельзя быть настолько горячей, это абсолютно преступно. Нельзя настолько сильно сводить с ума — но ей удаётся.

Я начинаю двигаться быстрее и резче, срывая с вишневых губ особенно громкие стоны. От стремительно нарастающей грубости Уэнсдэй приходит в абсолютный экстаз — по телу проходит лихорадочная дрожь, а немигающий взгляд угольных глаз становится совсем безумным. Наши губы встречаются — её язычок мгновенно скользит ко мне в рот, углубляя поцелуй.

Ещё больше увеличиваю скорость движений.

При каждом толчке раздаётся характерный влажный звук.

Аддамс прикусывает мою нижнюю губу — сильно, жестоко, до крови. Острая вспышка боли побуждает на ответную грубость, и я мстительно крепко стискиваю её бедра.

И пусть лиловые отметины от моих пальцев вскоре сойдут, я всегда буду помнить, что они были, были…

В голове стоит дурман наслаждения, пульс стучит в висках, дыхание сбивается.

Никогда и ни с кем я не испытывал такого бешеного фейерверка ощущений.

Как же так вышло, что именно чертова Уэнсдэй Аддамс — дочь заклятого врага, сука редчайшей породы с ледяным сердцем — вызывает такой ураган чувств, какой не вызывала ни одна женщина в моей жизни?

Идеальное тело подо мной содрогается в экстазе, и пульсация влажных тугих мышц испепеляет жалкие попытки рефлексии. Стоны Аддамс срываются на крик, пока она раз за разом сжимается вокруг моего члена. Дрожь её бедер и обжигающая теснота подталкивают меня за грань наслаждения — толкнувшись особенно глубоко, я едва успеваю выйти.

Оргазм накрывает с головой, и капли тёплой белой жидкости разбрызгиваются по её плоскому животику с напряжённым прессом.

Она дышит загнанно и часто, тыльной стороной ладони убирая со взмокшего лба пряди волос. Глаза прикрыты, угольно-чёрные ресницы слегка трепещут — сейчас, когда на кукольном личике нет привычной надменности, Уэнсдэй похожа на ангела. Прекрасного и порочного.

Отголоски крышесносного наслаждения медленно отступают, оставляя после себя невыносимую нежность — и я ласково провожу кончиками пальцев по бледной щеке, запечатляю невесомый поцелуй в уголке плотно сомкнутых губ. Аддамс резко распахивает бездонные глаза — тяжёлый взгляд снова пронзает меня холодом вечной мерзлоты.

— Это лишнее, — твёрдо заявляет она тоном, не терпящим возражений, и решительно выпутывается из моих объятий, отодвигаясь на самый край.

Но кровать слишком мала — наши тела всё равно соприкасаются. Уэнсдэй неодобрительно косится на следы нашей близости, которые растекаются по её животу. Я уже открываю рот, чтобы предложить ей совместный душ, но слишком поздно. Она опускает руку вниз и ловко подхватывает мою рубашку, сброшенную на пол в самом начале — а затем с мстительной тщательностью стирает рукавом белые капли.

У меня невольно вырывается вздох сожаления.

Всего через несколько часов, когда бронированный внедорожник проедет через западные ворота, с обеспеченной жизнью будет покончено — вполне возможно, что вторая такая рубашка больше никогда не будет мне по карману. Нельзя сказать, что подобная перспектива действительно пугает — свобода дороже любых денег — но здравый смысл подсказывает, что первое время нам придётся туго.

— О чём ты думаешь? — внезапно спрашивает Аддамс, повернувшись в мою сторону и подперев голову рукой. Пристальный немигающий взгляд пробирает до костей, словно она способна заглянуть в самые потаённые глубины души.

— Да так… — небрежно отмахиваюсь, будучи твёрдо убеждённым, что неизбежно грядущие финансовые проблемы — абсолютно не женская забота. Но столь туманный ответ явно её не удовлетворит, поэтому выпаливаю первое, что приходит в голову. — Ты сказала, что у тебя были… длительные отношения в прошлом.

— Мы действительно сейчас будем обсуждать бывших? — Уэнсдэй вопросительно изгибает бровь. Тема совершенно идиотская, согласен. Но отступать поздно, поэтому я коротко киваю в ответ. Она закатывает глаза. — Oh merda. Ладно, что именно ты хочешь знать?

— Кто он? Почему вы расстались? — мне и вправду становится немного любопытно, поэтому я копирую её позу — подпираю голову рукой и придвигаюсь чуть ближе.

— Джоэль Гликер, сын одного из наших капореджиме, — равнодушно сообщает Аддамс. — Мы вместе росли, лет в четырнадцать вместе поехали в летний лагерь. Встречались больше шести лет, но потом всё сошло на нет.

— Почему?

— Если ты ждёшь драматичной истории, то вынуждена разочаровать. Её нет, — кукольное личико остаётся абсолютно бесстрастным. — Просто мы выросли и поняли, что не подходим друг другу. Преследуем совершенно разные цели и смотрим в противоположных направлениях.

— И какие же цели преследуешь ты? — спрашиваю я и в ту же секунду понимаю, что прогадал с вопросом. Выражение лица Уэнсдэй мгновенно меняется — с расслабленного на предельно серьёзное.

— Торп, ты запомнил мимолетную фразу о моих отношениях, но не запомнил главного правила, — она разрывает зрительный контакт и откидывается на подушку, скрестив руки на груди. — Я не люблю вести душещипательные диалоги после секса.

Едва приоткрывшаяся ледяная броня сиюминутно захлопывается, не оставляя мне ни единого шанса хоть немного понять эту странную девчонку со статичным лицом фарфоровой куклы. На несколько минут повисает неловкое молчание.

Не зная, куда себя деть, я сажусь в постели и быстро застёгиваю ремень на брюках. Тянусь к безнадёжно испорченной рубашке — разгуливать по особняку с голым торсом слишком подозрительно — но Аддамс внезапно перехватывает мою руку.

Маленькие цепкие пальчики смыкаются на запястье железной хваткой, не позволяя одеться.

— Ксавье… — она опускает взгляд и пару раз моргает, словно обдумывает какую-то непростую мысль. — Не уходи. Останься здесь… со мной.

— Что? — машинально переспрашиваю я, немало удивлённый таким неожиданным предложением. — Но как же…

— Мы можем внести небольшие коррективы в намеченный план, — несмело шепчет Уэнсдэй,