глаз остаётся тотально безразличным, словно она и вовсе не поняла сказанного. Словно это не над ней старуха с косой занесла свою костлявую руку.

Но она покорно забирает у меня телефон и набирает нужный номер. Гомес Аддамс снимает трубку после первого же гудка.

Я сажусь рядом на кровать и пододвигаюсь максимально близко, напряжённо прислушиваясь к разговору.

— Здравствуй, отец, — небрежно произносит она, накручивая на палец смоляную прядь. — Говорят, ты отказался пойти на сделку.

— Мой скорпиончик, как ты? Всё в порядке? Они тебя не тронули? — взволнованный тон старшего Аддамса категорически не вяжется с его жестоким решением. — Если они хоть пальцем тебя тронули, клянусь, я…

— Отец, ты же помнишь, что делать при цунгцванге? — Уэнсдэй холодно обрывает его эмоциональную речь.

— Конечно, моя грозовая тучка.

— Вот и договорились, — она решительно сбрасывает звонок и быстро стирает номер из истории вызовов.

Цунгцванг. Я замираю, силясь припомнить, где я мог слышать это странное слово. Воспоминание вспыхивает мгновенно — позавчерашняя шахматная партия, когда чертова стерва ловко загнала меня в тупик. Когда любой ход лишь ухудшает текущее положение.

Ничего не делать. Не предпринимать никаких серьёзных ходов. Просто ждать.

— Ты с ума сошла?! — я резко вскакиваю на ноги, жадно хватая ртом воздух, пока пульс набатом стучит в висках. Остатки самоконтроля разлетаются на осколки. — Зачем ты сказала отцу ничего не делать?! Какого хрена ты творишь?! Они же убьют тебя, как ты не понимаешь?!

— И что? — Аддамс закатывает глаза с таким видом, будто я несу несусветную чушь. — Люди умирают каждый день. Если ты ещё не понял, это война, а на поле боя сопутствующие потери неизбежны. Лучше пожертвовать одной пешкой, чем проиграть всю партию.

— Но ты же не пешка! — её безумный цинизм окончательно вгоняет меня в неконтролируемую панику. Всё тело прошибает холодный пот от осознания, что эта чокнутая девчонка только что добровольно подписала себе смертный приговор. Похоже, её суицидальные наклонности вовсе не были игрой. Похоже, она действительно больная на всю голову.

— А кто я?! — огрызается Уэнсдэй, и на кукольном личике на секунду возникает тень эмоций. Но спустя мгновение она вновь берёт себя в руки и продолжает убийственно спокойным тоном. — Разменная монета в противоборстве двух кланов. Не имеет значения, какую должность ты занимаешь. Имеет значение, какую пользу ты сможешь принести. Ты действительно думаешь, что твой отец отпустит меня, как только мой поставит подпись в документах? Ты наивен как пятилетний ребёнок. Мне отсюда не выбраться, но подыхать проигравшей я точно не собираюсь.

Её монолог шокирует. Повергает в ужас.

Абсолютное безумие в сочетании с безрассудной самоотверженностью пугает в той же степени, в которой восхищает.

Даже стоя перед лицом смерти, Уэнсдэй совершенно ничего не боится.

А я… Я жалкий трус, который даже не пытается бороться за жизнь любимой женщины.

Стоп. Любимой? Да. Черт возьми, да.

Теперь уже нет смысла отрицать очевидное.

— Уэнсдэй. Уэнс, послушай… — я сажусь на корточки прямо перед ней, заглядывая в невыносимые бездонные глаза. Решение приходит незамедлительно. Кажется, всё это время оно было на поверхности. — Я не позволю им тебя убить. Мы сбежим отсюда сегодня ночью. Вместе.

========== Часть 7 ==========

Комментарий к Часть 7

Саундтрек:

System Of A Down — Soldier side

Приятного чтения!

— Ты мелешь несусветную чушь, — Уэнсдэй смотрит на меня так, будто я крепко повредился умом. — Куда нам бежать?

— Да куда угодно, — беру её крохотные ладошки в свои и крепко сжимаю бледные ледяные пальчики. Она неодобрительно косится на мои руки, но не отстраняется. Хороший знак, побуждающий продолжить. — Главное, подальше отсюда. Ты же хотела в Италию? Поедем туда. Или вообще куда-нибудь в Азию, куда нашим отцам точно не добраться.

— Мой паспорт и все остальные документы отняли во время похищения, — Аддамс тяжело вздыхает, отрицательно качая головой. — Нам даже границу штатов не пересечь.

— Я достану твой паспорт. Догадываюсь, где он может быть… — в голове бурлит водоворот мыслей, спровоцированный мощным выбросом адреналина. — В отцовском сейфе. Я знаю код, это день рождения моей матери.

— Камеры, куча вооружённой охраны. Это всё пустой звук? — Уэнсдэй скептически прищуривается, сдувая со лба растрёпанные пряди. По крайней мере, мне удалось пробудить в ней интерес. — Или у тебя есть навыки профессионального киллера?

— У меня нет. Зато есть у тебя.

— Вынуждена разочаровать, но ты преувеличиваешь мои способности, — признание собственной слабости явно даётся ей нелегко. Между смоляных бровей залегает крохотная морщинка, и Уэнсдэй пару раз машинально моргает, как делает всегда в минуты растерянности. — Я убивала только дважды. А осознанно — один раз, потому что защищалась. В вашего дворецкого я выстрелила случайно.

— Зато очень метко, — я не собираюсь сдаваться. Если Аддамс смирилась с собственной плачевной участью, то я — категорически нет. — И мы отключим камеры. У охранников пересменка каждые шесть часов. В полночь, в шесть утра… и так далее.

Она молчит, переваривая полученную информацию. Мягко высвобождает свои руки из моих ладоней — заправляет за уши спутанные локоны цвета воронова крыла, задумчиво потирает перебинтованное левое запястье и двигает им вперёд и назад, словно проверяя работоспособность. Тугая повязка значительно ограничивает диапазон движений, но это не должно стать серьёзной проблемой — стрелять вполне можно и одной рукой.

Я пристально вглядываюсь в кукольное личико, вмиг ставшее предельно серьёзным.

— Я в любом случае одной ногой в могиле, — Уэнсдэй склоняет голову набок, взирая на меня с хирургической внимательностью. — Тебе это зачем?

— Меня здесь ничего не держит, — просто и честно отвечаю я, пытаясь ободряюще улыбнуться. Увы, выходит весьма посредственно. — Я словно и не жил все эти годы. Так, существовал… Без цели и без смысла.

— С чего ты взял, что твоё спасение в трусливом бегстве? — она как всегда беспощадна в своих резких циничных высказываниях. — Ещё скажи, что мечтаешь провести со мной остаток дней или вроде того.

— Может, и мечтаю, — я усмехаюсь с наигранной небрежностью, машинально потирая переносицу двумя пальцами. — А что, мечтать запрещено? Или ты против?

Аддамс не удостаивает меня ответом.

Снова крепко задумывается, обнимая себя руками и положив подбородок на остренькие коленки. Немигающий взгляд угольных глаз замирает в одной точке на несколько бесконечно долгих минут.

— Уэнсдэй, ответь на один вопрос, — нависшая над нами угроза пробуждает во мне непривычную тягу к откровенности. — Всё, что между нами было… Это было хоть немного настоящим?

— Ты хочешь знать, не манипулировала ли я тобой, раздвигая ноги? — черт, если нам повезёт выжить, мне потребуется немало времени, чтобы привыкнуть к её убийственной прямолинейности. Уэнсдэй равнодушно пожимает плечами. — Нет. Я не использую такие