– Да я понимаю, но так хочется быть пастухом или мудрецом. У них такие красивые костюмы.

– Ничего, в следующий раз будешь, – успокоила меня бабушка. – А кто играет роль Марии?

– Вредная Сара, подлиза и отличница, кто же еще! А что было дальше?

– Дальше Мария родила сына и назвала его Иисусом. И случилось это в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря. Дальше было еще много чего интересного, но об этом ты узнаешь потом.

Вот так всегда. Как только дело доходит до интересного, бабушка откладывает все на потом. Но в этом году я играл роль Иосифа, Сара, как и тогда, Марию, а новорожденного Христа изображала кукла. Теперь-то я уже хорошо знал историю рождения Иисуса, только не совсем понимал место о непорочном зачатии. С вопросом об этом я пристал к той же Саре.

– Сара, скажи, пожалуйста, а непорочное зачатие – это что? – очень вежливо спросил я.

Вместо ответа Сара почему-то закатила глаза к потолку.

– Господи, Браун-Ройс, ну какой же ты тупица! Спроси у своих родителей. Ой, прости, я забыла, ты же из разбитого дома.

– И ни из какого не из разбитого, наш дом цел и невредим. Сама ты из разбитого дома.

– Эдичка, ну при чем тут здание? Я же говорю о вашей семье. Когда родители расстаются – это называется «разбитый дом», но ты не переживай, даже принцы крови Уильям и Гарри из разбитого дома.

– Хорошо. А все-таки что там было с зачатием? – Я решил до конца разобраться с этим вопросом.

– Придется тебе ждать уроков биологии, тогда ты все сам поймешь, а ко мне с этим не приставай.

– И почему это девчонки всегда всё знают лучше нас? – огорчился я. – Ну не всё, конечно. В крикете или футболе они вообще не разбираются, но о всяких там житейских делах знают всё абсолютно, да еще важничают при этом и не делятся информацией.

В общем, я решил добиться ответа на свой вопрос и отправился с ним к нашей учительнице мисс Грэй. Она была симпатичной блондинкой, худенькой, маленькой и сильно напоминала какую-то птицу. У нее и голосок-то был птичий – тихий, нежный. Все наши мальчишки были в нее тайно влюблены. А девчонки ее вечно критиковали и говорили, что она совсем не умеет себя подать, ходит в длинных юбках и старых, разношенных свитерах, и это портит ее фигуру.

Мисс Грэй почему-то страшно покраснела, когда я задал ей наболевший и мучающий меня вопрос.

– Понимаешь, Эдичка, – начала она мямлить в ответ, – все люди, до того как они родились, зачаты родителями, папой и мамой.

– Зачаты – это как? – тут же перебил я ее.

– Это когда две клетки, мужская и женская, соединяются, и в теле матери начинает расти ребенок. Ты же видел, когда у женщин такие большие животы. Это они вынашивают младенца.

– А-а, да, видел. Такой большой живот был у моей мамы, пока она не родила Антошку и Алешку. Но у мамы Дейва, это новый муж моей мамы, тоже большой живот, и он у нее давно, а она так никого и не родила.

– Такое случается, – заулыбалась мисс Грэй. – Женщины бывают просто толстые. Ну, теперь тебе все понятно?

– Совершенно ничего не понятно. То есть про зачатие я понял, что такое, а при чем тут непорочное?

– Ну, у Марии и Бога было все совсем иначе, им еще помогал голубь.

Когда она сказала про голубя, я совсем обалдел. При чем тут голубь? Должно быть, она что-то путает, эта мисс Грэй, наверное, молодая еще. Я представил, как мама с папой или мама с Дейвом соединяют свои клетки в большой банке. Только как ребенок растет потом в животе матери? Мама, наверное, должна проглотить содержимое банки. Как же еще? А может, при непорочном зачатии голубь приносит мужскую клетку маме, когда она спит, и мама ее глотает во сне?

– Эдичка, ты все понял? – донесся до меня голос мисс Грэй. – Тогда иди играй.

Понял я, конечно, все плохо, но решил, что с меня на сегодня хватит. Надо еще будет спросить у папы при случае. Потом я забыл об этом, а когда вспомнил и спросил папу, тот понес уже полную чушь:

– Понимаешь, сын, тут такой непростой вопрос, что объяснить тебе его простыми словами будет сложно. Например, в русской литературе понятие греха и порока очень расплывчато, и уже много веков люди задают себе вопрос, почему это грех или порок…

Я смотрел на папу и пытался понять, что он там такое несет, но тут вмешалась Маргарита, которая слушала нашу беседу и хихикала:

– Да перестань ты, Джордж! Все очень просто: папа трахнул маму, клетки в нее влетели и получился маленький бэйбик!

– Как это трахнул, по голове, что ли?

– Ну да, считай, что по голове, – заржала Маргарита.

– Сейчас же перестань говорить ребенку глупости, – вмешался папа. – Он же такой впечатлительный.

Я понял, что ничего не понял, и решил ждать приезда бабушки, чтобы спросить у нее, но напрочь забыл об этом, поскольку начались репетиции. Моя роль была без слов. Я просто стоял рядом с сидящей Марией, держал посох и смотрел на младенца Христа. Мне вспомнилось, что, когда мы с бабушкой ходили в Эрмитаж в Петербурге, я видел там такую картину. Я понял тогда, что нужно именно так играть Иосифа, и даже мисс Грэй сказала, что держусь я прекрасно.

Наконец настал день спектакля. Я был очень рад, что в этом году на наш спектакль придут все мои родные: мама, папа, бабушка Варя, даже миссис Смит. Одна Маргарита отказалась, сославшись на то, что ей надо еще купить кучу подарков. А Дейв был в командировке.

«Вот и хорошо, – подумал я, – без них только лучше».

Против Дейва я, вообще-то, ничего не имел, но Маргарита стала бы ехидно хихикать, смотрела бы презрительно на маму, строила глазки Дейву, папа начал бы нервничать, и на меня перестали бы обращать внимание.

Мы все очень волновались, но спектакль прошел хорошо, только Сара уронила младенца, и, запутавшись в халате, упал мудрец. Зрители смеялись, а Сара очень расстроилась.

– Не переживай, Сара, – сказал я. – У всех актеров бывают промахи. Мы с бабушкой ходили однажды в Петербурге на «Лебединое озеро» – это такой балет, – так там одна балерина вообще упала.

– Нет, я никогда уже не смогу успокоиться, – плакала за кулисами Сара.

При этом младенец Иисус валялся на полу за кулисами, и про него как-то все забыли.

Но вот наступил заветный день Рождества. В доме все сияло по-праздничному. В гостиной стояла большая елка, мы с папой купили ее заранее. Украшать елку было моим самым любимым делом в канун Рождества. Под елкой уже громоздилась куча подарков, и мы с Борькой, когда никого не было рядом, потихонечку их рассматривали. Конечно, разворачивать их мы не имели права, но читать этикетки, на которых было написано, для кого они предназначены, мы могли.

Подарков для меня я насчитал целых пять штук, подарков для Борьки – два. Очень много подарков было для Маргариты и два скромных пакета предназначались папе. Еще были подарки для миссис Смит, для бабушки Вари, для бабушки Эллы и для дедушки Джорджа. Борька поскуливал от нетерпения и все порывался открыть свои пакеты, да и чужие тоже, но я ему не позволил.