Но я отвлекся. Возвращаюсь к рассказу.

События в гостиной разворачивались следующим образом. К нам приехала мама Маргариты, чтобы провести Рождество вместе с дочерью и зятем. Все дружно разместились с бокалами, чашками чая, рюмками и обсуждали что-то не очень интересное. Наконец в гостиную вошла Маргарита, которая уходила наверх. Увидев дочь, к тому времени уже сильно повеселевшую (она начала пить шампанское), мама Маргариты просто оторопела.

– Боже! – закричала она. – Джордж, ты ее избил?

Бабушка Элла, из тщеславия никогда не носившая очки, не поняла, о чем идет речь.

– Джейн, с чего вы так решили?

– Вы что, не видите? У нее под глазом синяк.

– Какой синяк? – запричитала Элла, доставая очки и водружая их на нос.

– Уймись, мать, – сказала ей Маргарита. – При чем тут Джордж? Это Саймон!

– Саймон! А что ты с ним делала?

– Хороший вопрос, – ехидно произнесла бабушка Варя. – Выпейте чаю, Джейн.

Но Джейн уже понесло.

– Ты что, продолжаешь встречаться с этим подонком? Ну ты и сучка! Всех достала уже своим вульгарным поведением!

– Джейн, успокойтесь, – вмешалась Элла. – Мы во всем разберемся, выпейте бренди.

Мама Маргариты осушила бокал до дна и распалилась еще больше:

– Нет, вы понимаете, Элла, ведь у нее было все: лучшие школы, верховая езда, уроки балета, игра на фортепьяно, даже класс хороших манер у леди Паркер-Боуэлл – и чем это все закончилось? А денег-то угрохали сколько! Спрашивается, и для чего? Чтобы моя дочь, как последняя девка, таскалась по пивным и напивалась до потери сознания!

Закончив эту тираду, Джейн откинулась на кресле, рядом с которым на маленький столик папа поставил еще один бокал с бренди, и заплакала. Все бросились ее утешать, но она никак не могла успокоиться:

– Джордж, а ты куда смотришь? Ее надо наказать, очень сильно наказать, лишить ее карманных денег, заставить работать!

Папа посмотрел на Джейн с такой тоской, что я даже вздрогнул. Мне стало ясно, что сам он давно уже пожалел о своей скоропалительной женитьбе на этой совершенно чужой для него женщине и что у них нет ничего общего и никогда не будет. Настроение у всех резко ухудшилось.

В этот момент миссис Смит сообщила, что уезжает к сестре, и попросила присмотреть за индейкой. Бабушка переместилась на кухню, а Элла принялась инспектировать уже накрытый в столовой стол. Не найдя никаких изъянов, она снова уселась в кресло. Дедушка Джордж при этом сохранял олимпийское спокойствие, покуривал свою трубочку и молчал.

Маргарита сначала сидела тихо, потом сказала:

– Все эти уроки хороших манер сплошной анекдот. Старуха всю дорогу пила джин с тоником и дремала в кресле, а мы должны были ходить с книжками на голове. Периодически она просыпалась и орала громко: «Осанка, девушки, осанка! Что вы бродите, как старые жирные черепахи, и загребаете кривыми ногами? Господи, да из вас никогда не сделать аристократок, как бы ваши мамаши, торговки и прачки, ни старались!» Потом она опять засыпала, а мы бросали книги и шли пить чай, который был приготовлен для урока хороших манер во время чаепития. Чай она, правда, заваривала хороший.

Тут Маргарита прервалась, зазвонил ее мобильный телефон, и она начала орать в него. С ее губ слетала такая площадная брань, что мать, которая уже и так была бледна донельзя, совсем побелела. Она медленно вылезла из кресла и, подойдя к дочери, залепила ей здоровенную оплеуху. Маргарита взвыла и выронила из рук телефон. Нам было хорошо слышно, как в трубке кто-то орет мужским голосом. Борька мигом смылся на кухню. Я тоже начал отступать в том же направлении. Мы с Борькой очень не любим насилие в любом его проявлении.

– Я не желаю тебя больше видеть, – сказала почему-то очень тихим голосом мать Маргариты. – Дрянь, жуткая дрянь, дочь своего папаши-гуляки. Ты закончишь жизнь на панели. – С этими словами она двинулась к выходу.

Маргарита вскочила с дивана и стала кричать:

– Давай, убирайся! И где же эти твои хорошие манеры? Ты даже не благодаришь людей за гостеприимство и портишь всем настроение в Рождество, старая идиотка! Я тебя ненавижу! – Тут она рухнула на диван и схватилась за голову.

Дедушка Джордж, который до этого сидел очень тихо, вдруг сказал:

– Нет ничего лучше, чем сборище родственников в день Рождества. Разыгрываются такие замечательные спектакли. Уэст-Энд просто отдыхает.

– Джордж, ну что ты несешь? – зашипела Элла. – Немедленно иди, останови Джейн! Надо всем помириться.

Джейн вернули и усадили в кресло. Маргарита ушла наверх переодеваться. Элла отправилась помогать бабушке на кухне. Я посмотрел на папу. Он сидел тихо, на глазах его были слезы. Наверное, вспомнил, какие праздники устраивала мама когда-то и как все было весело и легко.

– Да, горячая штучка эта твоя Маргарита, – неожиданно изрек дедушка. – Не расстраивайтесь, Джейн, она просто еще очень молодая. Пар не вышел.

Тут из кухни выскочила бабушка Варя и стала кричать, чтобы мы с Борькой немедленно шли переодеваться, обед уже практически на столе. Я, правда, не понял, во что должен переодеться Борька, но все равно мы послушно побежали наверх. Моя одежда, заранее приготовленная бабушкой, лежала на кровати, а для Борьки предназначался большой бархатный бант красного цвета. Борька недоуменно уставился на этот бант, он со своего щенячьего детства совершенно не переносил никаких бантов, пальтишек, курточек и порвал не один предмет подобного гардероба, после чего ему просто перестали покупать обновки.

На этот раз он уставился на бант и стал рычать, как бы говоря: «Не надену ни за что, хоть убейте!»

Когда же я попытался натянуть на него украшение, он спрятался под кроватью.

– Ну и ладно, ну и не надо, – сказал я. – Не знаю, получишь ли ты теперь индейку, ты же знаешь, бабушка Варя очень не любит, когда не выполняют ее указания.

Я услышал, как из-под кровати донеслись легкие стоны, а потом показалась Борькина голова. Весь его вид говорил: «Ну ладно, надевай этот жуткий бант, я все равно его потом сниму и порву». Угроза лишиться индейки подействовала безотказно.

Через пять минут мы присоединились к сидящим за столом. Маргарита была в каком-то сумасшедшем наряде, одно плечо – голое, и очень сильно накрашена, наверное, для того, чтобы позлить маму. Джейн, мать Маргариты, расположилась на противоположном краю стола и на дочь не смотрела. Мой папа сидел рядом с Маргаритой и слегка обнимал ее за талию. На Маргарите были большие черные очки, закрывающие подбитый глаз.

Бабушка Варя усадила меня рядом с собой, а Борька моментально занял позицию под столом у моих ног, куда, как он уже знал из опыта, попадет большая часть индейки. Бабушка Элла и дедушка Джордж устроились рядом, перед дедушкой возвышалось блюдо с индейкой, лежали огромные нож и вилка из серебра для разделывания индейки, хранившиеся в семье вот уже двести лет. Индейка выглядела очень аппетитно, румяная и поджаристая, и пахла умопомрачительно. Борька под столом уже начал скрести мою ногу.