издавать ритмичные скрипучие звуки. Порой они ускорялись, а потом затихали. Иногда оттуда доносился топот босых ног и женские повизгивания.

Сергей старался не думать о том, что там происходит. Однако ему передавалось возбуждение. В его воображении обнажённые девицы у пруда оживали. Каждая старалась отдаться ему, принимая призывные позы, и он не мог сдержаться…

Москва жила словно в лихорадке. В разговорах с политиками, интеллигентами постоянно проскальзывали заупокойные мотивы на тему крушения великой России, падения культуры. Вспоминали как пророчества пушкинский «Пир во время чумы», статью Мережковского «Грядущий Хам». Они полагали, что это не про них.

Но хамом этим были не те, кто выстаивал длинные хвосты-очереди у продовольственных лавок, торгующих дешёвыми продуктами. Не те, кто жил впроголодь. Не те, кто ютился по подвалам и там же умирал на радость расплодившимся крысам.

Грядущий Хам посещал оперетки и кафешантаны, хохотал на представлениях юмористов и клоунов, покупал женщин и дорогие произведения искусства. Он вёл себя так, как положено самодовольному Хаму мещанского, а то и дворянского происхождения или купеческого.

Оставалось немало людей, продолжавших сочинять научные, философские, искусствоведческие статьи, издавать книги, писать картины, ставить оригинальные спектакли. В Москве объявили конкурс на создание живописного полотна «Освобожденная Россия».

Заказчик был невероятный: не меценат, как прежде, и не политическая партия, а моряки корабля «Свобода России». Так переименовали крейсер «Екатерина II», в кают-компании которого красовался большой портрет этой царицы. Для уточнения заказа и осмотра помещения, предназначенного для картины, в Севастополь направили из Москвы специалиста Е. Бебутову.

Сергей вспоминал слова Христа: «Не хлебом единым жив человек». Удивительная вспышка просвещения. Люди довольствуются малым в еде, одежде, быте, но тянутся к знаниям, искусствам. Совет рабочих депутатов стремится приобщить к высокой культуре трудящихся, Совет солдатских депутатов – солдат и матросов.

Революция всколыхнула глубинные социальные слои. Народ не пожелал оставаться трудовым «скотом», обеспечивающим благообильную жизнь избранным. Не это ли главная особенность и движущая сила революции?

7

По утрам Сергей любил перехватить ватрушку с чаем в кондитерской на пересечении Домниковской и Каланчёвской улиц. В соседнем доме в глубоком полуподвале располагалась пекарня, и в кондитерской всегда были свежие булочки, крендельки, ватрушки. Сергей усаживался за один из столиков, стоящих в стороне от прилавка, и присматривался к посетителям.

Такое занятие он считал упражнением для развития наблюдательности и воображения, столь необходимых писателю. По примеру Бальзака и Достоевского, не говоря уже о Конан Дойле, он старался по мелким приметам, особенностям поведения, одежды, обуви, походки, манеры говорить, по жестам, форме рук и черепа, выражению лица – предполагать профессию, образ жизни, характер, интеллект данного человека.

Значительных успехов в этом занятии он не достиг. Немногие посетители усаживались за столики. Из этого факта он сделал вполне тривиальный вывод: сюда заглядывает преимущественно местный люд.

Сладкие пончики любили покупать весёлые девицы, поглядывавшие на него. Их занятие определить не составляло труда. Из мужчин наиболее импозантно и загадочно выглядел господин с лохматыми бровями, пышной тёмно-каштановой шевелюрой, седыми висками и густой с проседью бородой.

Он был похож на философа Владимира Соловьёва. Возможно, сознательно подчёркивал такое сходство. Кем он мог быть? Маниакальным изобретателем эликсира бессмертия или вечного двигателя? Пророком космического всеединства? Попом-расстригой, усомнившимся в бытии Бога при виде того, что происходит с людьми и страной?

Заинтересовала его миленькая женщина лет двадцати, одетая скромно, но не бедно, не высматривающая клиентов и не стреляющая взглядами по сторонам. Высокая грудь, подчёркнуто тонкая талия (пожалуй, не без помощи корсета), вздёрнутый носик, пухлые губки, румянец на щеках – тип ренуаровской красотки.

Несколько отрешённое, как бы обиженное выражение лица (отчего её губки складывались бантиком или, деликатно говоря, алой розой), шляпка с вуалеткой, некоторая напряжённость в поведении могли означать, что она из мещанской среды, не бедствует, возможно, образованна и желает выглядеть как благородная дама… Или она из обедневшей дворянской среды? Или – содержанка у предприимчивого торговца… Есть ли у неё муж?

Сергей отметил, что она появляется иногда с корзинкой, куда укладывает три или четыре булочки, ватрушки. Он обычно приходил в девять утра, а она на десять – пятнадцать минут позже, почти ежедневно. Наблюдая за ней, а также за собой, он отметил, что она вызывает у него не только писательский интерес. Почти наверняка она его заметила, но вида не подавала.

Его вдруг осенила догадка: она вдова молодого офицера, убитого на войне, живёт одна, страдает от одиночества, но из гордости избегает случайных знакомств. С корзинкой она навещает своих бедных родственников, чтобы подкормить их детей. А потом опять возвращается в свою одинокую квартиру, где выполняет домашнюю работу…

А что, если попытаться разделить с ней одиночество? От этой мысли и картин, которые услужливо возникли в воображении, у него забилось сильней сердце и нахлынула волна, как выражались предки, страсти пылкой. Невпопад он вспомнил о Полине. Мысль эта была подобна камню, брошенному в гладкую стоячую воду, отражающую образ незнакомки. Изображение раздробилось и пропало.

Он успокоил себя: они с Полиной просто друзья. Да, она привлекательна, умом и душой близка ему. Но для неё, пожалуй, ближе кузен Александр, чем он; возможно, они уже договорились о совместной жизни и ждут только получения её приданого. Если бы Сергею удалось сблизиться с предполагаемой вдовушкой, это стало бы своеобразным отмщением Полине за её уклончивое поведение с ним.

Тусклым сентябрьским утром, когда она расплатилась с кондитером и вышла, Сергей встал и пошёл на ней. Она подошла к трамвайной остановке, держа в руке корзинку с плетёной крышкой. Он тоже пересёк улицу. Она обернулась, увидела его, шагнула навстречу:

– Зачем вы меня преследуете?

– Я… нет, я так… Пардон, я хотел с вами познакомиться… Если позволите.

– Вы не за такую меня приняли.

– Я? Нет, я давно вас вижу… и не хотел вас обидеть.

– Нечего тогда меня преследовать. – Она вздёрнула свой и без того вздёрнутый милый носик. Заметив, что он смущён и готов ретироваться, добавила: – Можете прийти в шесть к Петроградскому вокзалу.

Почему именно к вокзалу? – время от времени задавал он себе безответный вопрос. Покончив с делами, Сергей купил три красные розы и за пятнадцать минут до условленного срока стал прохаживаться возле вокзала, высматривая её в серой толпе, которая то редела, то шла стеной.

Она опоздала. Принимая цветы, сказала «мерси». Долго разговаривать не пожелала:

– Я вижу, вы порядочный человек. Приходите в девять часов ко мне на чай… Знаете по Домниковке третий дворик от «Кондитерской»?.. Как зайти туда, по правую руку будет дом с крыльцом, видели?.. Дальше палисад и калитка. Подходите, да