Чем кричать, лучше бы помогли. Откуда ребенку знать, почему он хочет в финансово-экономический?

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. Мог бы и знать — с третьего класса на счетах считает. Так, кажется?

Л ю д м и л а  П е т р о в н а. Очень остроумно! Возьми бумагу и пиши!

С е р г е й. Только мелким почерком, чтобы бабушке потом не переписывать.

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. Бабушку он пожалел, негодяй! Где валидол? (Уходит.)

А н н а  К и р и л л о в н а. Вот он, двадцатый век! Раньше отцы кричали «где ремень?», теперь — «где валидол?». А ты куда?

Л ю д м и л а  П е т р о в н а. К Раисе Павловне, за эпиграфом. (Убегает.)

А н н а  К и р и л л о в н а. Видишь, что делается! А что будет, если ты завалишь?

С е р г е й. Да не завалю я! Что вы из меня идиота делаете? Зря я, что ли, на консультации ходил? Знаю я все. Писать в актовом зале будем, тридцать рядов лесенкой. Сяду на самую верхотуру. Если даже заметят, пока доберутся — «Войну и мир» перекатать можно. (Взяв свои инструменты, уходит в кабинет.)

Звонок. Анна Кирилловна открывает дверь. Входит  П о л я.

А н н а  К и р и л л о в н а. Поленька! Куда ж ты исчезла? Целую неделю тебя не было.

П о л я. Забегалась. Днем музеи, вечером театр.

А н н а  К и р и л л о в н а. После театра зашла бы.

П о л я. Поздно, неудобно. Вы уже спите, наверно.

А н н а  К и р и л л о в н а. Мы уже неделю не спим. У Сережи завтра первый экзамен.

П о л я. Литература?

А н н а  К и р и л л о в н а. Да.

П о л я. Я в Герценовский заходила, насчет заочного разузнать… Там говорят — Пушкин будет. Хотела Сереже сказать…

А н н а  К и р и л л о в н а. Спасибо, Поленька. (Кричит.) Сережа, Сережа! Еще одна тема есть! (Поле.) Ты кушать хочешь?

П о л я. Спасибо, я обедала.

А н н а  К и р и л л о в н а. Знаю я эти студенческие обеды — четыре блюда за сорок копеек. Сейчас что-нибудь придумаю. (Уходит на кухню.)

Из кабинета выходит  С е р г е й.

П о л я. Здравствуй.

С е р г е й. Приветик! Что за тема?

П о л я. «Гражданские мотивы в лирике Пушкина».

С е р г е й (роясь в шпаргалках). Есть такая.

П о л я. Что это?

С е р г е й. Стенография. Бабушка тренируется, чтобы квалификацию не потерять. Да нет, я лучше «Почему я иду в финансово-экономический» писать буду. Свободная тема. Кто куда идет, тот про то и пишет.

П о л я. А я бы ни за что не писала!

С е р г е й. Почему?

П о л я. Потому что это не сочинение, а сочинительство. Громкие фразы, и все. «Хочу отдать, хочу приносить». У нас в школе один тоже писал: «Хочу быть трактористом, хочу на самом трудном участке». А аттестат получил, первый в город смылся. Баянистом в клубе работает.

А н н а  К и р и л л о в н а (из кухни). Поля, Полечка!

С е р г е й. Иди ешь, экскурсантка! (Поля уходит, он стучит в комнату к отцу.) Готово?

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. Какой быстрый! Я ведь без Раисы Павловны пишу, один.

С е р г е й. Ну и что написал?

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. Пока вступление. «Выбор профессии». (Читает.) «Выбрать профессию в жизни нам помогает школа, комсомол, родители…»

С е р г е й. Точно.

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. «Родителям хочется, чтобы их ребенок получил специальность, которая приносила бы ему моральное и материальное удовлетворение…»

С е р г е й. Про материальное не надо. И морального хватит.

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч (продолжает читать). «…Физик, дипломат, кинорежиссер, социолог — вот самые модные сегодня профессии. Но профессия сама по себе ничего не значит. Можно быть знаменитым слесарем и безвестным кинорежиссером, прекрасным учителем и бездарным социологом. А ведь это трагедия, когда человек всю жизнь занят не своим делом».

С е р г е й. Что ты пишешь?! При чем тут трагедия?!

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. При чем?! А Быков, наш начальник лаборатории? Ведь он с детства ненавидит химию. А за кресло держится — автокраном не оторвать. Ну-ка, посчитай, сколько таких Быковых? Почему он выбрал профессию химика?

С е р г е й. Да черт с ним, с этим Быковым! Почему я выбрал финансово-экономический — про это у тебя есть?

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. Есть. (Читает.) «Двадцатый век немыслим без инженера-экономиста. Современный инженер — это исследователь, конструктор, изыскатель. Как небо, по преданию, держалось на атлантах, так прогресс сегодня держится на инженерах…»

С е р г е й. Про атлантов не надо, подумают, что откуда-нибудь сдул.

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. Дальше я насчет рядового инженера пишу. «Почему-то рядовой инженер ассоциируется у некоторых с понятием «неудачник». Моя жена, например, считает…»

С е р г е й. Какая жена?! Кто сочинение пишет — ты или я?

Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч. Действительно — склероз! (Уходит в кабинет.)

Звонит телефон.

С е р г е й (снимает трубку). Женька? Привет. Да-да, передали, спасибо.

Из кухни выходит  П о л я.

Конечно, встретимся. После экзамена позвоню, в «Север» сходим… К черту! Постой-постой! А больше никаких тем не было? Жаль! Эх, попались бы мне русские женщины, я бы их так раздраконил! (Вешает трубку, замечает Полю.) Чего смеешься?

П о л я. Эх ты, знаток русских женщин! Ну, и что ты о них знаешь?

С е р г е й. Все, что надо. (Достает шпаргалку.) «Наташа Ростова — выразитель антикрепостнических тенденций… Татьяна Ларина — представитель…» Чего она представитель? Говорил же — пишите разборчивей!

П о л я. Передового дворянства, наверно?

С е р г е й. Точно!

П о л я. Выходит, Онегин Татьяну полюбил за то, что она представитель и выразитель?

С е р г е й. А за что же?

П о л я. Не знаю. Только не за это. И какая она передовая, если любимому человеку отказала, а за нелюбимого вышла — за генерала. Скорее уж мещанка она.

С е р г е й. Значит, так и писать — мещанка? Вышла за генерала…

П о л я. Написать все можно. А может, она из гордости это сделала, из женского самолюбия? Может, ей все равно было — генерал не генерал, лишь бы Онегину отомстить за то, что он ее отверг, что посмеялся над ней, наивной провинциалкой. Правда, Анна Николаевна Осипова по-другому поступила…

С е р г е й. Это кто такая?

П о л я. Соседка Пушкина по Михайловскому. Та, с которой он Таню писал. Она Пушкина до конца жизни любила. А он — ее младшую сестру, Евпраксию. С которой он Ольгу писал. Дома ее Зизи звали. А вот Зизи как раз и вышла замуж за другого. Не за генерала, правда, — за помещика. Даже тринадцать детей родила…

С е р г е й. Слушай, ты что мне голову морочишь? Что мне в сочинении писать?!

П о л я. Пиши, как в учебнике: «Базаров — нигилист, Печорин — лишний человек, Катерина — луч света в темном царстве…». А если Пушкиным интересуешься — вот, почитай! (Достает из сумки книгу.)

С е р г е й. «У лукоморья». Сказки, что ли?

П о л я. Это хранитель пушкинского заповедника написал. В музее купила. Для тебя.

С е р г е й. Сенкью вери мач. Сколько я тебе должен?

П о л я. Что?!

С е р г е й (глядя на обложку). Тридцать копеек.

П о л я. Тридцать пять.

С е р г е й. А здесь написано — тридцать.

П о л я. А я сюда на метро ехала. (Резко повернувшись, идет в прихожую.)

С е р г е й. Ты чего? Пошутил я. Юмор это, юмор.

Открывается входная дверь, вбегает запыхавшаяся  Л ю д м и л а  П е т р о в н а.

П о л я. Здравствуйте.

Людмила Петровна, не отвечая ей, пробегает в столовую.

Л ю д м и л а  П е т р о в н а. Николай! Николай! Скорей!

Выходит  Н и к о л а й  М и х а й л о в и ч.

Запиши эпиграфы к сочинению! (Достает из сумки блокнот.) Вот! «Что-то лирики в загоне, что-то физики