— Ты должен быть среди солдат. Скажешь короткую речь о моряках-черноморцах. О том, что побудило их поднять на крейсере красный флаг. Встретимся у гарнизонного сада в восемь вечера.

Волнение Денемарка передалось и Алексею. Он впервые должен присутствовать на выступлении солдат. Как все это будет происходить? Не приведет ли оно к кровавому столкновению? Алексей не знал, как убить время до назначенного часа. Не мог найти себе места. Слоняясь по поселку, заходил к знакомым, но дома никого не застал. Все ушли на реку праздновать Иванов день. Запоздалые горожане с мешками и корзинками, не останавливаясь в поселке, направлялись туда же.

Алексей вышел к лесу, недалеко от дороги нашел полянку, скинул пиджак, положил под голову и лег. Он думал о том, что скажет солдатам. Представил себя на восставшем крейсере. Одинокий корабль под красным флагом… Представил матросов, с надеждой глядящих на мрачные, серые корабли, застывшие на рейде… Поддержат ли? Взовьется ли еще на чьей-нибудь мачте флаг революции? И горечь разочарования… Одни! Но «Потемкин» еще не сдался. Еще звучат вдохновенные, пламенные речи, призывающие к борьбе… Может быть, какой-нибудь корабль все же примкнет к ним? Ведь требуют они того, что нужно всем матросам: нормальной пищи, человеческого отношения, офицеры должны считать их такими же людьми, они должны иметь такие же права…

Все так просто и справедливо. Вот об этом он и скажет солдатам.

24

Алексей пришел к воротам сада задолго до условленного с Денемарком времени. Тут уже стояло несколько зевак, наблюдавших за съездом гостей. Начинало темнеть. К воротам то и дело подъезжали блестящие коляски и кареты. Из них выскакивали офицеры в новеньких мундирах, помогали выйти своим дамам в вечерних платьях, предъявляли билеты двум стоявшим у ворот фельдфебелям и скрывались в глубине сада.

Экипажи отъезжали, уступая место другим. Гостей становилось все больше. Штатские господа перемешались с офицерами, а женщины разноцветными бабочками кружились около центрального фонтана. Из-за ограды доносились громкий смех, обрывки фраз, шарканье ног по песчаным дорожкам. Ждали танцев.

Грянул духовой оркестр. Полились звуки вальса. Все пришло в движение. Кавалеры торопливо кланялись своим дамам и увлекали их на огромную гладкую деревянную площадку, изготовленную плотниками специально для танцев. Тут же, в центре сада, должны были запускать фейерверк.

Неожиданно над головами танцующих зажглись гирлянды фонариков, а у дорожек вспыхнули десятки плошек, зажженных солдатами. Сад осветился причудливым колеблющимся светом. На лица людей падали разноцветные блики. Все казалось волшебным, необычным, и от этого становилось еще веселее. А в гарнизонном зале, между длинными столами, накрытыми белыми скатертями, уставленными всевозможными яствами, суетились официанты, приглашенные из лучших рижских ресторанов. Они заканчивали последние приготовления.

Тина Подгоецкая, Марк Буткевич и подпоручик Лео Нечаев, тоже один из преданных поклонников Тины, подъехали на вороном лихаче, в лакированной коляске. Лихача не без труда раздобыл Лёсик, как все называли подпоручика. Хотелось шикануть!

— Смотрите, какая прелесть! — воскликнула Тина, когда они вошли в сад и увидели пеструю толпу танцующих, освещенную плошками и фонариками. — Совсем как в Вене на балах вальсов. О них мне рассказывал папа. Пошли скорее, Марк. Следующий танец ваш, Лёсик, — повернулась она к офицеру. — Где мы встретимся?

— Я буду ждать вас у фонтана, как царевич Марину Мнишек, — поклонился Нечаев. — Буду ждать с нетерпением, Тина.

— Тот, кто умеет ждать, всегда бывает вознагражден, — засмеялась девушка. — Пошли, Марк.

Алексей узнал Тину, когда она выходила из коляски. Узнал и Буткевича. Значит, все-таки он сделался ее другом. Какая она стала красавица! В сердце тихонько кольнуло. Он не видел ее около двух лет, как-то не приходилось, и писать он ей не писал. Да и о чем? У них совсем разные жизни. И все-таки… Лучше бы она была с ним, а не с Буткевичем.

У ворот сада появился Денемарк. Алексей подошел к нему.

— Сейчас начинаем, — тихо сказал Денемарк. — Солдаты уже идут.

Они закурили. Над деревьями то и дело взлетали ракеты, оркестр играл без перерывов, смех слышался чаще, становился громче. В темноте появились первые ряды солдат.

— Пора, — сказал Денемарк. — Идем.

Алексей не успел осмотреться, как очутился среди солдат. Все пространство перед садом было заполнено ими.

— Вперед! — крикнул Денемарк, и солдаты, напирая друг на друга, смяв контролеров, хлынули в сад.

В первое мгновение танцующие не заметили их, но когда чей-то голос звонко выкрикнул: «Долой кровососов! Да здравствует броненосец „Потемкин”!» — все сразу остановились, пришли в замешательство, оркестр замолк. Какой-то старенький генерал в отставке, глядя обезумевшими от испуга глазами на вливающуюся в сад лавину, по-петушиному прокричал:

— Как вы смеете?! Вон отсюда!

Его слова встретили дружным хохотом, а молодой солдат в лихо сдвинутой на затылок фуражке подскочил к генералу, повернул его спиной к себе и слегка подтолкнул:

— Дуй, дуй, ваше высокопревосходительство, до дома, а мы тут поговорим.

Теперь уже гости растворились в этой массе зеленых гимнастерок. Перепуганные офицеры хватали своих дам и тащили их к выходу из сада. Их никто не задерживал. Из солдатской толпы неслись гневные выкрики:

— Долой грабителей жизни!

— Да здравствует Черноморский флот!

— Да здравствует броненосец «Потемкин»!

Алексей вскочил на садовую скамейку.

— Товарищи! — закричал он. — Матросы с броненосца «Потемкин» восстали против своих угнетателей, против мордобоя и офицерской жестокости. Они требовали приличной пищи, человеческих прав, справедливости. Они подняли на флагштоке алый флаг революции. Мы поддерживаем их и говорим: тот, кто пойдет против народа, от руки народа и погибнет! Мы требуем справедливости и конституции! Солдаты такие же люди! Долой самодержавие!

— Да здравствует Черноморский флот! Мы вместе с матросами «Потемкина»! Ура! — неслось в ответ.

Все находились в крайнем возбуждении. Грозно звучали слова ораторов, вселяя страх в души «лучшего общества» Риги. Не было сделано ни одного выстрела в демонстрантов. Все понимали, что к солдатам применять такие меры нельзя. Это нечто другое, чем подавление и расстрел безоружных рабочих. Как бы самим не потерять голов.

Тина вместе со своими приятелями оказалась прижатой к зеленой беседке. Отсюда выйти из сада пока было невозможно. Ее плотным кольцом окружали демонстранты. Марк стоял бледный, у Лёсика дрожали губы, — он с удовольствием сбросил бы свой новенький офицерский мундир, — а Тина наблюдала за происходящим с любопытством. Она не испытывала страха.

Буткевич заметил Алексея. Он сжал Тинину руку и тихо сказал:

— Смотрите, Тина. Ваш друг…

— Какой друг?

— Лешка Чибисов. Вон, на скамейке, речь говорит. Видите?

Тина повернулась и тоже увидела Алексея.

— Какая неожиданность! — Она состроила презрительную гримасу. — Вот уж никогда не думала, что он