Когда мои мысли улетели достаточно далеко от Альбининой лжи, нашего с Аней расследования и моих планов посетить Полину, она неожиданно для меня позвонила сама. Голос у нее был глухой, как будто она прикрывает трубку или старается говорить так, чтобы ее не слышали те, кто находится рядом.

— Мне нужно с тобой посоветоваться, — сказала Поля, — я уже приняла решение, но просто хочу успокоиться. Когда мы можем встретиться?

Мне хотелось сразу же вывалить ей все, что мы узнали о странной истории бывшей ученицы «Белой лилии» Валентине. Но я понимала, что вот так, без предисловия, да еще и по телефону такую историю не расскажешь.

— Хочешь, я к тебе приду? — предложила я. — Когда тебе удобно, я могу в любое время, когда нет занятий.

— Хорошо, давай сегодня вечером, к семи, записывай адрес.

Адрес я уже знала и так, но решила благоразумно промолчать — иначе как этот факт объяснишь? Но, к моему удивлению, Полина назвала мне совершенно другую улицу и другой номер дома.

— Ой, прости, думала, что запомню, но вряд ли, место незнакомое, — оправдалась я. — Минутку, я только возьму ручку.

Я схватила карандаш и первый попавшийся клочок бумаги.

— Диктуй еще раз, — попросила я.

— Базарная гора, дом 26, — послышалось в трубке. — Так я жду тебя вечером?

— Постой-ка, — прервала я, — ты назвала только номер дома. А квартира?

— Это частный дом, — ответила Поля.

— Так ты же говорила, что живешь в квартире, не в частном доме…

— Все подробности при встрече, — прервала меня она, — мне сейчас не совсем удобно разговаривать, я из квартиры временно сбежала. На Базарной горе у меня лежбище. В общем, приходи, все расскажу.

Полина отключилась, оставив меня в нетерпении дожидаться вечера. Был понедельник, и занятий в тот день не планировалось, наша «рабочая неделя» в «Белой лилии» продолжалась со вторника по пятницу. Меня подмывало позвонить Ане, но я была уверена, что если она узнает о моем сегодняшнем походе, то непременно будет набиваться в сопровождающие, ни за что не захочет терпеть до завтра. Я боялась отказать, чтобы ее не обидеть, но и брать ее с собой не могла — Полина не рассчитывает на присутствие постороннего человека. До семи оставалась чертова уйма времени, и мне нужно было прожить ее, ухитрившись не напиться, сохранить к вечеру ясную голову. Это было трудно, потому что Максим еще утром улетел на несколько дней в Москву, оставив меня без контроля и присмотра. Я нашла для себя компромиссное решение: открыла бутылку сухого красного сицилианского вина. Этим напитком я не напьюсь. Так, по крайней мере, я считала. На случай, если Максим надумает позвонить вечером на домашний телефон, я заготовила оправдание: скажу, что сеанс массажа, который я посещаю, перенесли на 20.00. Ни на какой массаж я на самом деле не ходила. Мне просто нужны были наличные на выпивку, и я придумывала повод, чтобы взять нужную сумму на месяц. Максим мне верил.

Ближе к шести меня начало распирать от нетерпения и какого-то неясного предчувствия. Я не удержалась, отправила вдогонку за сицилийским большую рюмку коньяка и вышла из квартиры. От моего дома до небольшой улочки Базарная гора ехать на такси минут пять-семь. Но если бы я осталась в квартире, я бы непременно еще что-то выпила, возможно, даже влезла бы в свой тайник, а этого делать было пока нельзя — Полинка ждала меня в состоянии вменяемости.

Вчера синоптики, ни одному слову которых уже давно нельзя верить, обещали, что сегодня будет минус два и снег. Прогноз, как всегда, не сбывался: воздух был холодный, злой, с налетающими время от времени порывами ветра, но ни единой снежинки на мою голову не упало. Я редко хожу по улицам одна в темноте, особенно если сезон и погода не располагают к неспешным прогулкам. Город с его голыми деревьями и мрачными закоулками казался мне зловещим и даже пугающим. Мой маршрут проходил вдали от улиц, где много увеселительных заведений, магазинов, административных зданий и остановок транспорта. Я шла территорией Старого города с его запущенными домами и щербатым асфальтом. От первых зданий улицы Базарная гора дорога пошла под откос. Несмотря на близость к центру, дома здесь были старой постройки — нувориши пока не облюбовали эту часть города. Сектор был заселен очень густо, заборы стояли один к одному, видимо, такой роскоши, как приусадебные участки, домовладельцы здесь не имели. Идти мне пришлось недолго, минутах в пяти от начала улицы я увидела нужный номер, прикрепленный к видавшему виды зеленому забору. Дом стоял на перекрестке улиц Базарная гора и Красная. Освещение здесь было получше, имелись уличные фонари, и через забор можно было угадать небольшое одноэтажное здание, в котором светилось одно выходящее на улицу окно. Калитка в заборе была не заперта, я толкнула ее и вошла в крошечный двор, который, скорее, походил на коридор между домом и соседским забором. Свет горел и в окне, выходившем во двор, там, видимо, была кухня. Что заставило Полинку, за последние годы привыкшую к комфортной жизни, оборудовать убежище здесь, где удовольствие от окружающей обстановки могут получать только неприхотливые и не видевшие иного старики? Я предполагала, что ответ кроется в ее страхе перед мужем. Что же произошло, пока мы с ней не виделись? Что напугало ее так сильно, что она была вынуждена прятаться, оставив свою квартиру? Во дворе освещения не было, но света из окна хватило, чтобы различить кнопку звонка. Я нажала ее и не поняла, раздался звук в доме или нет. Нажала еще раз и прислушалась, прислонившись к двери. Оказалось, дверь не закрыта. Значит, я не ошиблась, и звонок все-таки не работает.

— Поля, я здесь, — возвестила я, стараясь быть громче работающего телевизора.

Я вошла в крохотную прихожую, в которой уместились лишь зеркало по левую руку и вешалка для верней одежды по правую. Было непонятно, нужно ли здесь снимать обувь, и если да, то где взять тапочки. Я посмотрела на обувную полку и брезгливо отвела глаза — не хотелось бы мне пользоваться тем, что на ней находилось. Я сделала шаг вперед, в сторону ярко освещенной комнаты, заглянула внутрь.

— Полина, ты где? Я пришла.

Беглый взгляд отметил ковер на стене, телевизор довольно старой модификации, цветные шторки и множество фиалок на подоконнике. В старушечье убранство помещения не вписывалась лишь сервировка стола, накрытого бархатной скатертью. На столе стояли бутылка текилы, две пустые тарелки и посередине — большой набор японского ассорти, в котором были различимы разные виды роллов и суши. Соевый соус, васаби и палочки — все это было в запечатанном виде, из чего я сделала вывод, что еду только что привезли из ресторана.

— Поль, ты где? — снова позвала я.

Поля меня ждет, раз стол накрыт и дверь не заперта. Значит, я пришла вовремя и не нарушила внезапно изменившихся планов. Но где она сама? Я сняла с плеча сумку, чтобы достать телефон и позвонить, когда заметила, что в комнате есть еще одна дверь и она приоткрыта. Свет в соседнем помещении не горел. Я подумала, что там, должно быть, спальня. Неужели Полина в ожидании меня заснула? И ей не помешал работающий телевизор? Я решительно пересекла небольшое пространство и толкнула дверь в темную комнату, но она не открылась, поскольку ей мешало какое-то препятствие. Я толкнула сильнее, и дверь поддалась. Это была спальня одинокой женщины. Свет уличного фонаря, доходивший сюда с перекрестка, обозначил односпальную кровать, полированный шкаф и допотопный комодик, покрытый кружевной салфеткой. Прямо перед ним на полу валялась разбитая ваза. Как странно, что ее никто не убрал, подумалось мне. Я потом долго не могла забыть ощущения, пережитые в тот момент, когда я увидела рядом с осколками вытянутую руку. Тело, распростертое на полу, лежало в неестественной позе, сквозь пелену наползающего на меня ужаса я разглядела вывернутую женскую ногу и слетевшую с нее тапочку. Одна рука была отброшена, другая, напротив, прижата в шее. Женщина лежала лицом вниз, мне были видны лишь разметавшиеся в беспорядке волосы. Полинины волосы. В ту минуту меня охватило такое оцепенение, что я не сумела бы закричать, даже если бы от этого зависела моя жизнь — горло перехватило так, что я не могла набрать в легкие воздуха. Не могу сказать, сколько я простояла в состоянии полной прострации, слушая, как бешено колотится мое сердце, — может быть, несколько секунд, может быть, минуту. Я начинала осознавать, что вижу перед собой труп. Об этом говорило полное безмолвие, неподвижность тела, его не физиологичное положение. Видимо, в какой-то момент я все-таки пошевелилась, и тогда за спиной у меня раздался приглушенный мужской голос: