— Я вез очень срочные новости для агентства, — стараясь казаться спокойным, сказал он врачу. — Прошу вас немедленно сообщить одному моему знакомому, в каком месте я нахожусь. Вот его телефон.

Врач сделал протестующее движение.

— В вашем положении лучше всего ни о чем не думать, господин Зорге.

— Вы забываете, что я журналист, — настаивал Рихард, — и сообщать людям новости — мой долг, в каком бы положении я сам ни находился.

Но врач был непреклонен. Тогда, улучив удобный момент, Рихард достал несколько иен и незаметно сунул их в карман халата хлопотавшей возле него сестры.

Клаузен появился через пятнадцать минут, но Рихарду показалось, что прошла целая вечность.

— Здесь телеграммы для агентства ДНБ, — громко сказал Рихард, передавая Клаузену бумаги. — Пусть немедленно отправят по телефону в Берлин.

Больше он ничего не помнил.

Из больницы Клаузен помчался на квартиру Зорге. Клаузен знал: японцы не преминут воспользоваться случаем, чтобы лишний раз обшарить жилище Рихарда. Рихард жил один, и под предлогом «охраны имущества пострадавшего» они явятся в дом, составят подробную опись вещей и затем опечатают все входы и выходы. Таков был порядок.

Как правило, Рихард не держал у себя на квартире конспиративных документов. Копии всех его докладов и телеграмм уничтожались немедленно после того, как они передавались в Москву по радио или с курьером. Но у него могли найти некоторые секретные документы, которые он брал в посольстве. Вполне естественно, что они не предназначались для глаз японской тайной полиции. Клаузен подоспел как раз вовремя. Едва он успел закрыть за собой дверь, как к дому Рихарда подъехал черный лимузин с плотными синими занавесками на окнах. Несколько переодетых агентов вошли в подъезд. Но ищейки опоздали. Теперь они были не страшны.

38

Вынужденное безделье тяготило Рихарда. И как только здоровье пошло на поправку, он попытался снова включиться в работу своей группы. Правда, больничная палата — не самое лучшее место для деятельности разведчика. Но Рихард и здесь сумел не остаться без дела. Источники информации являлись к нему сами. Иногда его навещал Отт, но гораздо чаще приходил военный атташе майор Шолль, шумный, бесцеремонный толстяк, сообщавший Рихарду последние посольские новости.

Между Рихардом и Шоллем уже давно существовали дружеские отношения. Сам того не подозревая, Шолль готовил для Москвы важнейшую информацию о военно–промышленном потенциале Японии. Сравнительно недавно Рихарду самостоятельно приходилось собирать сведения по этим вопросам. Он обзавелся широким кругом знакомых среди немецких дельцов и инженеров, работавших в Токио Но все эти люди обладали очень узким кругозором Каждый был специалистом в какой–нибудь отдельной отрасли и к тому же боялся, что сведения, сообщенные им Рихарду, могут попасть в руки конкурентов. Все это очень осложняло работу. И тогда Рихарда осенило. Он убедил Отта в том, чтобы само немецкое посольство готовило обстоятельные доклады для Берлина об экономическом положении Японии. Отту очень понравилась эта идея. Составление докладов было поручено майору Шоллю. Когда у военного атташе накапливалось достаточно материала, он приходил к Рихарду, и они вместе готовили очередное донесение в Берлин.

Уже в больнице Рихард узнал от Шолля, что Япония купила в Германии несколько лицензий на производство синтетического бензина. Очень важная новость. Бензин — хлеб машин. И для специалистов стратегический запас горючего, которым располагает противник, мог сказать больше, чем иные планы, разработанные в генеральных штабах. Зорге стала известна и еще одна важная новость. Немецкая компания «Хейнкель» разместила в Японии секретный заказ на производство авиационных двигателей. Заключением этой сделки занималась специальная комиссия немецких инженеров, посланная в Японию по личному приказу фюрера. Комиссия тщательно обследовала крупнейшие японские авиационные заводы и составила подробнейший доклад о состоянии японской авиационной промышленности и возможностях ее сотрудничества с гитлеровским люфтваффе. Шолль показал этот доклад Рихарду. И вскоре Клаузен сообщил, что Центр очень заинтересовался этим докладом и просил передать «больному» благодарность.

Сознание того, что он оказывался полезным, находясь даже в больнице, ободряло его. Часто приходил Вукелич. И тоже не с пустыми руками. Они подолгу говорили о том, как развиваются события в Европе. Великие державы явно потворствовали агрессивным планам Гитлера, толкали его на новые авантюры.

39

«Пока что не беспокойтесь о нас здесь. Хотя нам здешние края крайне надоели, хотя мы устали и измождены, мы все же остаемся все теми же упорными и решительными парнями, как и раньше, полными твердой решимости выполнить те задачи, которые на нас возложены великим делом. Сердечно приветствуем вас и ваших друзей Прошу передать прилагаемое письмо моей жене и приветы. Пожалуйста, иногда заботьтесь о ней… Рамзай. 7 октября 1938 г.»

40

Это стало традицией. Каждое утро во время второго завтрака Отт приглашал Рихарда к себе, и за чашкой кофе они обсуждали последние новости. Как–то Отт сказал:

— Взгляни–ка, что прислали нам из японской контрразведки. — Он протянул Рихарду украшенный гербами официальный бланк письма.

Рихард взял бумагу, быстро пробежал глазами по строчкам.

— Насколько я понимаю, они хотят, чтобы германский электротехнический концерн «Сименс» продал им свое новейшее оборудование для радиопеленгации. Любопытно! Жаль, что не пишут, зачем оно им понадобилось.

— Им об этом просто стыдно говорить, — усмехнулся Отт. — Под большим секретом я недавно узнал от Доихары, что здесь, в Токио, вот уже несколько лет действует неопознанный передатчик. Контрразведка буквально с ног сбилась. Полковник Номура поседел и заработал на этом деле инфаркт. Его нещадно пинают на каждом совещании. Считают, что работает крупная разведывательная группа.

— Обычная японская шпиономания, — махнул рукой Рихард. — Убежден, что они принимают за разведчиков своих же радиолюбителей. В наш век желающих поболтать в эфире хоть отбавляй. Недавно мне кто–то рассказывал об одном таком полоумном из Гамбурга. Он собрал передатчик и ночи напролет слал в эфир одно и то же послание: три восьмерки. На языке радиолюбителей это означает: «Я вас люблю». Беднягу сцапало гестапо. Вытрясли из него всю душу. А он оказался обыкновенным шизофреником: решил объясниться в любви всему миру. В конце концов его упрятали за решетку по обвинению в симпатиях к коммунистам. Они ведь тоже могли принять его слова на свой счет.

— Вы неисправимый юморист, Рихард, — захохотал Отт. — Но японцы убеждены, что здесь что–то нечисто Правда, никаких улик, кроме передач, у них нет. Но и одной этой вполне достаточно. Придется отправить письмо «Сименсу». В конце концов надо же помочь союзникам.

— Отправляйте, отправляйте, господин посол, — с нескрываемой