Как было сказано выше, реформа китайской экономики набрала ход после Третьего пленума ЦК КПК 11-го созыва, состоявшегося в 1978 году: китайское правительство поддержало меры, впервые опробованные при Хуа Гофэне. Если тогда, на раннем этапе реформ, власти и придерживались какого-то единого принципа, то это был известный лозунг тех лет: «Покончить с хаосом, восстановить порядок». Члены нового китайского руководства во главе с Дэн Сяопином и Чэнь Юнем были единодушны относительно того, откуда произошел «хаос» и на чем зиждется «порядок». В значительной степени реформы в сельском хозяйстве и промышленности должны были вернуть Китай к экономической политике, предшествовавшей «культурной революции».

В сельском хозяйстве партия по-прежнему исходила из принципа «централизованных заготовок и перераспределения». Хотя этот принцип был внедрен еще в начале 1950-х годов как чрезвычайный план, он все еще определял аграрную политику Китая. Сохранение ценового контроля являлось одним из важнейших моментов государственной программы реформирования агросектора, призванной усилить роль государства. Реформа промышленности, направленная на предоставление большей автономии государственным предприятиям, во многом продолжала курс, взятый еще до Третьего пленума. Поскольку китайское руководство считало, что государственные предприятия представляют собой краеугольный камень социализма, все надежды были связаны с реформой государственного сектора экономики.

Когда государственным предприятиям позволили выходить за рамки госзаказа, они стали играть двойную роль, что не было предусмотрено планом реформ. О одной стороны, госпредприятия подчинялись централизованному планированию, получая различные факторы производства через систему государственных квот и выпуская продукцию согласно плану; с другой – они начали перевыполнять план, чтобы получить прибыль. Система централизованного планирования продолжала распределять ресурсы, но параллельно с ней возник рыночный механизм, сигнализировавший предприятиям о том, что и в каких объемах производить, чтобы использовать изменчивую рыночную конъюнктуру себе во благо. Не подлежит сомнению, что государственный сектор только выиграл от «двухрельсовой экономики». По крайней мере, Китай не знал серьезных сбоев в координации экономической деятельности, а потому избежал рецессии, которую пережили многие экономики бывшего социалистического лагеря в переходный период. Наличие «двухрельсового» механизма и двойственный характер государственных предприятий затрудняют оценку относительной доли государственного сектора в китайской экономике. Сейчас принято приписывать госсектору всю продукцию, произведенную на госпредприятиях, но это ведет к предвзятому завышению государственных показателей.

Возможно, Китай продолжал бы двигаться по пути построения социализма, если бы произошедшие на периферии революции не вернули в экономику частное предпринимательство. Изначально частное фермерство, индустриализация села и возвращение «индивидуальных хозяйств» в города воспринимались в штыки и даже приравнивались к уголовному преступлению, как было в случае с фермерством. Инициированные «снизу» реформы позволили решить неотложные вопросы или смягчить остроту проблем – например, тех, что были связаны с производством зерна, обнищанием крестьян и городской безработицей. В то же время эти преобразования не представляли угрозы для социализма: китайское правительство неохотно, но все же терпело частников. Прошло немало времени, прежде чем власти с энтузиазмом приветствовали индивидуальное предпринимательство, когда экономические выгоды от частного сектора были признаны неотъемлемой чертой социалистической экономики.

Четыре периферийные революции, произошедшие на обочине выстроенной Мао социалистической экономики, породили динамично развивающийся частный сектор. Они освободили 800 миллионов крестьян от подневольной работы на государство, позволили основать свой бизнес почти 20 миллионов молодых людей, вернувшихся из деревни в город, а также создали несколько зон, где добились успеха китайские и иностранные предприниматели, невольно продемонстрировав преимущества капиталистической системы. В ускорении темпов экономического роста и переходе на рыночные рельсы периферийные революции сыграли более существенную роль, чем усилия, направленные государством на совершение «скачка вовне» или на реформирование госпредприятий. Даже когда государство активно участвовало в развитии особых экономических зон, его роль в основном сводилась к созданию относительно безопасной политической и правовой базы, благоприятствовавшей рыночной конкуренции. Вместо того чтобы поддерживать госпредприятия, Китай создал особые экономические зоны в районах, где социалистическая система себя не оправдала или просто не существовала. Это позволило не только избежать сопротивления реформам со стороны госсектора, но и снизить риски, связанные с возможным неуспехом проекта.

Как ни странно, верность правительства социалистическим принципам была только во благо реформе: она позволила выработать стратегию, направленную на сохранение ядра социалистической экономики (государственных предприятий) и одновременно допускавшую периферийные революции. Нельзя сказать, что «ядро социализма» оказалось не затронуто преобразованиями. Однако реформа госпредприятий в Китае была направлена на укрепление госсектора, а не на приватизацию – в отличие от России и других переходных экономик. В результате реформированный государственный сектор продолжал испытывать трудности, в то время как негосударственный, порожденный периферийными революциями, рос уверенно и быстро за пределами централизованного планирования. Китай вернулся к смешанной экономике, которая доказала свою эффективность еще до того, как в начале 1950-х годов Мао Цзэдун насадил в Китае социализм. Не менее важным представляются сдвиги в идеологии и мышлении центрального руководства страны. Высказывания Мао и Маркса перестали восприниматься как божественное откровение, определяющее курс экономической политики: в этом огромную роль сыграли дебаты, вызванные публикацией статьи «Практика как единственный критерий истины». Коммунистическая партия Китая, взращенная на жесткой идеологии, далеко не сразу начала «искать истину в фактах». Значительный вклад в становление прагматического подхода внес Ху Яобан (сначала на посту директора Центральной партийной школы, затем – на посту генерального секретаря ЦК КПК). Когда большинство китайских лидеров признали, что «хаос» в Китае начался с «культурной революции», Ху Яобан предложил вернуться к более раннему периоду. В основу экономической реформы были положены принципы «четырех модернизаций», выдвинутые Чжоу Эньлаем в 1964 году. Однако в политической сфере дела обстояли иначе: Ху Яобан видел истоки «хаоса» в том, что на протяжении всей своей истории Коммунистическая партия прибегала к террору и насилию для устранения политических разногласий. Признав, что корни «хаоса» уходят в прошлое, Ху Яобан гораздо раньше своих коллег пришел к мысли о необходимости нового политического порядка в Китае[110].