У Куина не было ответа на такое заявление.

Карисса помолчала, потом произнесла:

– Ты как-то сказал мне, что если поймешь, что выбрал не того человека, то надо взять и уйти.

У него по позвоночнику пробежали холодные мурашки. Что она хочет этим сказать?

– Иногда, – тихо произнесла Карисса, – надо уйти, пусть ты и решил, что сделал правильный выбор.

Возможно, он в чем-то неполноценный человек, но уж точно не трус.

– Ты собираешься уйти от меня?

Она закусила губу:

– Куин, у нас ничего не получится до тех пор, пока ты не сможешь принять того факта, что тебя кто-то полюбит, а ты в свою очередь позволишь себе по-настоящему полюбить этого человека.

У него не было слов. Он лишился дара речи. Все, что он мог, это сидеть, уставившись на нее.

Она с ним порывает.

– Иди домой, Куин, – сказала она.

Вот это да… Она точно с ним порывает. Просит его уйти.

Попробовать ее переубедить? Нет смысла. Он знал, что он ей не подходит так же, как не подходил никому всю жизнь. Ничего не изменилось. Поэтому он встал и ушел. Сначала из комнаты, а потом и из ее жизни.

Каждая клеточка в ее теле кричала, что надо вернуть его, побежать за ним, забыв о том, что на ней ничего не надето. Он выглядел таким потерянным, таким одиноким. Выгнать его – это было жестоко.

Но она знала, что поступает правильно. Быть жестокой ради добра. Куин О’Нилл сам должен увидеть себя таким, какой он есть в действительности. Она может до посинения, до хрипоты говорить, говорить и убеждать его, но пока он не будет готов, чтобы поверить ей, он просто не станет ее слушать, а она лишь зря старается.

Что ей остается? Надеяться, что он сам все поймет. Только тогда он будет готов вернуться, сделать шаг ей навстречу.

Карисса продолжала неподвижно сидеть, обхватив себя руками и положив подбородок на колени. Она так просидела полчаса, стараясь не плакать. Она все сделала правильно. Она это знала. Но хоть бы не было такой пустоты внутри, словно сердце вырвали из груди.

Потом она встала, приняла душ и вымыла голову, но легче не стало.

Карисса подкрасила лицо и уставилась в зеркало.

– Итак, Карисса Уайлд, ты поедешь к Нэн и Поппи. Ты сделаешь вид, что ничего не случилось, и ты будешь улыбаться, потому что сейчас Рождество, а все знают, как ты любишь Рождество, – громко сказала она.

Если она не будет улыбаться, то родные это заметят и догадаются о причине. Она не хочет, чтобы они переживали за нее. И уж чего она совсем не хочет, так это обсуждать с ними сложности с Куином.

Душа болела, но она не покажет своих страданий никому.

– Я люблю Рождество, – как заклинание произнесла Карисса и вышла из дома.

Куин не вернулся, от него не было ни электронных сообщений, ни эсэмэсок, ни звонков. Но как бы сильно она по нему ни скучала, как сильно ни хотела знать, что с ним, она также знала, что не должна искать встречи с ним, пока он не будет готов.

А вдруг он не вернется?

Мысль была такой пугающей, что у нее чуть не остановилось дыхание. Но она тут же опомнилась и взяла себя в руки. Она выдержит. Конечно, выдержит. Она же смогла пережить то, что произошло у нее с Джастином. Но Куин… На это потребуется намного больше времени.

– Мара, тебе что-нибудь нужно? – спросил Куин, отвечая ей по скайпу.

– Ты выглядишь ужасающе, – сказала она.

– И тебе тоже привет. Вижу, в выражениях ты не стесняешься, – кисло отозвался он.

– Куин, ты с Рождества работаешь целыми днями. Нормальные люди находят время, чтобы провести его с семьей.

– У меня нет семьи.

– А как же Карисса?

– И что?

– Обычно ты просто жертвуешь большие суммы, если кто-либо просит тебя о помощи. И эти суммы достаточно крупные, чтобы люди тебя снова не беспокоили, не отнимали время. На этот раз ты занялся благотворительностью… из-за нее.

Он не ответил.

– Куин, не дури. Чтобы ни произошло между вами, почему бы тебе не поговорить с ней?

– С чего ты взяла, что мы поссорились?

– Да потому, что ты, как все парни, хочешь выглядеть сильным и поэтому молчишь, – сказала Мара. – Послушай, не будь идиотом, купи ей коробку конфет или цветы, извинись, ну, поунижайся немного, и все выяснится.

– А ничего, если это она меня выставила?

– Я знаю тебя не один год, и обычно женщины тебя добиваются. И обычно это ты их выставляешь, – заметила Мара. – Но то, как на тебя смотрела Карисса, когда мы приехали в приют… Ты ей нравишься. И даже больше, чем просто нравишься. И тебе она тоже нравится – это было видно. Ведь иначе ты не встречался бы с ней дольше, чем с другими.

– Мы не встречались, – возразил Куин. – Это было пари.

– А, понятно, – фыркнула Мара. – Не морочь мне голову. Куин, когда ты был с ней рядом, ты выглядел счастливым. Я таким не видела тебя никогда. Не будь дураком. Поговори с ней.

А вот этого он сделать не в силах.

Но обрывки их последнего разговора то и дело мелькали у него в голове, сколько он ни старался углубиться в работу. Это были мысли о его семье. Для Кариссы семья очень важна, а он от своей отвернулся.

Что она говорила о его родственниках? Что они, возможно, сердились на его мать за то, что оставила его на их попечении? Что они просто не умели выразить свои чувства? Что они не знали, где взять денег на его обучение?

Неужели она права?

Но есть только один способ, как это выяснить.

Куин взял телефон. Сколько лет он не разговаривал с двоюродными братьями? Со старшим, Сэмом, их разделяло десять лет, и маленький мальчик его не интересовал. Макс был на пять лет старше Куина, и у них тоже не было ничего общего. Младший Тим был его ровесником, но всегда интересовался только футболом и обзывал Куина книжным червем.

У Сэма, как у старшего, наибольший жизненный опыт, поэтому до него легче достучаться. Во всяком случае, Куин на это надеялся.

Он набрал его номер.

– Сэм? Это Куин.

К великому облегчению Куина, Сэм ответил:

– Куин? – Голос у Сэма был удивленный. – Почему звонишь?

Не очень обнадеживает, но хорошо, что хотя бы ответил.

– Просто звоню пожелать тебе счастливого Нового года.

Это не совсем так, но для начала сойдет.

Сэм кашлянул:

– Пойми меня правильно… Ты же никогда нам не звонил, чтобы поздравить с Новым годом.

– Ну, может, хочу начать это делать. – Куин вздохнул. – О’кей. Знаю, что раньше многое шло не очень-то гладко, но пора все прояснить. Мы сможем встретиться и поговорить?