class="p1">– Мы на него не работаем, мы просто помогаем друг другу. И рядом с Дьюи наша семья защищена от любых нападок Хроносов. Он всегда может вернуться в прошлое и предупредить нас. Даже если он переместится всего на несколько минут, этого хватит, чтобы предотвратить беду.

– Беда уже случилась. Они уже забрали моих милых девочек! – Выпалив эти слова, она осела у меня в руках, словно хрупкая кукла, из которой выпустили воздух.

Ее неизбывное горе, будто зазубренный нож, разрывало стежки, скреплявшие мое раненое сердце.

– Все они были моими милыми девочками. – Голос Наны дрожал. – И Аделин тоже. Я бы не смогла найти для Вольфа жены лучше нее. А Бонни и Кэтрин были моими малышками.

Еле сдерживая рыдания, она спрятала лицо в ладонях. В первый год после трагедии Нана с головой погрузилась в свое горе и долго не могла выплыть наружу. Она превратилась в призрак самой себя – хрупкая седоволосая женщина, которая перестала краситься и выходить из своей комнаты. Совместными усилиями семья сумела вернуть ее к жизни, но иногда горе накатывало опять, накрывая с головой.

Неудивительно, что дядя Вольф сбежал; он никогда не говорил ни слова о тете Аделин, не упоминал даже Роджера с тех пор, как тот уехал с Шармана. Мне кажется, в глубине души он еще не свыкся с его возвращением.

Мне, честно говоря, тоже хотелось сбежать, но моя мама всегда лучше всех умела утешать бабушку, хранить спокойствие в семье. И после ее гибели Нана нуждалась во мне.

Я присела перед бабушкой, и она приоткрыла лицо. Широкие браслеты соскользнули вниз по исхудавшим рукам.

– Они обвинили тех ненавистников магии, но за этим наверняка стоят Хроносы.

– Да, Нана, знаю.

Семья, владевшая лодочным прокатом, терпеть не могла магов, считала их виновными в гибели своей давно исчезнувшей дочери. Но этим не объяснить, почему после долгих лет мирной жизни на Ночной стороне они вдруг решили утопить троих Ревеллей. Впрочем, никому не было дела. Хроносы казнили их на электрическом стуле.

– Мои девочки, они были рождены стать великими, но этого никогда уже не случится. Эдвардианцы проводили расследование спустя рукава, а копы с материка вообще плевали на нас. Куда проще обвинить пару случайных бедолаг.

Кэтрин, Бонни и Аделин – примы Большого шатра. Гости с материка обожали их. В «Нью-Йорк таймс» опубликовали статью на целую страницу, посвященную их номеру на трапеции. Мама была так горда, что даже повесила газету над зеркалом в спальне.

Я сжала руки Наны:

– Скоро все будет по-другому. Если Дьюи победит…

– А если проиграет? Мы за него свои шеи подставляем.

– Нана, он нас защитит. Так или иначе.

Уж об этом я позабочусь.

Она поглядела мне в глаза:

– Я ему не доверяю. И никому из них.

– А мне доверяешь? – Я просияла самой лучезарной улыбкой.

Нана чуть не рассмеялась. Я взяла ее за руки и помогла встать.

– Пойдем послушаем, ради чего он нас поднял в эту несусветную рань.

Обняв Нану за плечи, я повела ее по лабиринту бесчисленных гримерок. Мы вышли на сцену, и тут нас заметила тетя Кэролин.

– Неплохо, Лакси, – шепнула она с благодарной улыбкой, обняла Нану и усадила в первый ряд.

Дядя Вольф хлопнул в ладоши:

– Оглядитесь вокруг. Хорошенько присмотритесь. Потому что через двадцать три дня мы дадим здесь наше первое представление.

– А я-то думал, здесь будет зимний театр, – подал голос дядя Томас.

Несмотря на утреннюю прохладу, на лбу у дяди Вольфа блестели капельки пота.

– Мистер Хронос попросил нас выступить на празднике в честь его избрания. Приглашены даже репортеры с материка. О нас узнают еще и за пределами острова. Отпразднуем победу Дьюи с размахом, как умеем только мы, Ревелли.

И тем самым вонзим нож в сердце Хроносам – Ревелли дают спектакль в честь отвергнутого сына нынешнего мэра.

Вперед вышел Дьюи.

– Если мы и сделали какой-то вывод из вчерашнего нападения, то, пожалуй, такой, что для Ревеллей скоро начнется новая эпоха процветания. – Он обвел взглядом скептические лица, заглянул каждому в глаза. – Моя семья послала путешественника во времени с самоубийственной миссией прикончить меня. Если бы они хотели просто отнять у меня победу, моему дяде пришлось бы вернуться всего лишь на три недели назад – ведь выборы состоятся как раз через столько. Но нет, он состарился так сильно, что погиб за считаные минуты, а это значит, что они пытались предотвратить гораздо более позднее событие – расцвет Ревеллей.

Мои родственники смотрели на него, старательно скрывая любые проявления чувств.

– Как видите, моя семья боится вашей магии. Вашего влияния. Но если на вашей стороне будет путешественник во времени, ни один из Ревеллей не пострадает. Даю вам свое слово.

Я не смогла удержаться – хотелось выяснить, верят ли мои родные в искренность его обещаний, понимают ли, как много мы выиграем от сотрудничества с Дьюи. Отвернувшись от сцены, я крепко зажмурилась и приготовилась выдержать страдания, которые уготовила мне нынче моя магия.

Боль вонзилась в голову тысячами ножей, из глубины рвался отчаянный крик, однако никаких светонитей не появилось, только чернота, чернота… Я копнула глубже…

Огни мигнули и вспыхнули. Светонити Ревеллей немного отличались от остальных, переливались ярче, поблескивали, как влажная краска. Настороженно, но внимательно мои близкие слушали, как Дьюи расхваливает усиленную охрану, составляет график репетиций для грандиозного представления в день выборов.

Словно мотыльки, слетающиеся на свет, над моей семьей запорхали первые искры надежды. Наконец-то нас ждал успех. Совсем близко. Осталось чуть-чуть.

Но светонить Дьюи мерцала его извечной осторожностью. Он изо всех сил старался держать под контролем все свои эмоции, боялся, что моя семья подумает о нем плохо. Уж я-то лучше всех знала, как утомительно все время находиться в центре внимания.

«Они верят тебе, – шепнула я по светонити. – Они начинают видеть в тебе своего».

Он отыскал меня глазами, и на его лице засияла такая неподдельная мальчишеская улыбка, что мне на мгновение стало совестно. Но мой долг – сделать его ближе нашей семье. От этого зависит слишком много судеб.

Дьюи протянул дяде Вольфу бутылку шампанского. Дядя открыл ее длинным ножом и направил струю широкой дугой через весь зрительный зал. Вдруг дядя Томас выхватил бутылку у дяди Вольфа и вылил шампанское ему на голову. Тот, естественно, в отместку накинулся на него. Когда они покатились по сцене, сверху на них запрыгнула тетя Кэролин. И тетя Мэри тоже не осталась в стороне.

В первом ряду Нана расслабленно откинулась на спинку кресла:

– Праздник – не праздник, если кто-нибудь не подерется.

Дьюи поманил меня к себе, и, пока я шла по сцене, его светонить окрасилась в глубокий алый цвет. Не просто желание. Нечто большее… Более нежное. Грань между деловыми договоренностями и искренними чувствами постепенно размывалась.

Так ли это плохо? Весь Шарман должен думать, что мы влюблены. Да и вообще – на свете есть ухажеры гораздо хуже Дьюи Хроноса.

Его темные глаза заблестели, он обнял меня за талию, поглаживая поясницу.

– Дядя Вольф! – окликнула Милли. – Каким будет спектакль? Есть идеи?

Выпутавшись из клубка братьев и сестер, дядя Вольф уселся на край сцены.

– За двадцать три дня нужно сделать очень многое, но я вижу это так: огромный американский флаг, и на месте каждой звезды сверкает кристалл.

По залу прокатился взволнованный шепот.

– Огненное шоу – стрельба пламенем из мушкетов. Танцовщицы канкана наденут белые кудрявые парики, как у отцов-основателей, и звездно-полосатые панталоны. И, конечно, гвоздь программы – «Трио на трапеции».

Милли встретилась со мной глазами и восторженно захлопала в ладоши. Даже Колетт улыбнулась.

– Выступать будет только Лакс, – перебил его Дьюи. – Одна.

Светонити моих родных потускнели, будто солнечный свет под грозовым облаком. Если бы я только могла, тут же скрылась бы за кулисами.

– Цветовую гамму я вижу черно-золотую, как пламя и ночь. Это как-никак мои цвета. И повсюду – часы в форме ограненного бриллианта. Драгоценный камень и часы – хорошее сочетание, правда?

Губы дяди Вольфа на мгновение плотно