– А я думал, творческая часть будет отдана в мое распоряжение.

Дьюи погладил мое плечо:

– Лакс – лицо Ночной стороны. И, если мои источники не ошибаются, с тех пор как она стала примой, прибыль Большого шатра увеличилась втрое.

– Откуда вы…

– Примой будет Лакс, – перебил Дьюи. – Ей нет равных.

– Значит, она будет ловить сама себя? – В голосе Колетт сквозило презрение.

Даже неувядаемая улыбка Милли поблекла.

Дьюи обнял меня за талию:

– Она не станет делить славу ни с кем.

– Очень похоже на Лакс, – буркнул кто-то под всеобщие смешки.

Я старалась сохранять хладнокровие. Это было нелегко, особенно когда видишь собственными глазами, как неодобрительно темнеют светонити твоих родных. Зачаровать Дьюи, чтобы он внезапно передумал? Будет выглядеть подозрительно. Попробую позже. А пока я улыбнулась еще ослепительнее и пожала плечами. Высокомерная звезда, какой они меня хорошо знали.

Дьюи поднял бокал шампанского:

– За Лакс, которая своим упорным трудом помогла всему этому осуществиться.

Спину прямо, подбородок вверх. Мои родные тоже подняли бокалы, но их жидкие аплодисменты не смогли заглушить громкого хлопка театральных дверей, закрывшихся за Колетт и Милли.

Дядя Вольф ударил в огромные ладоши:

– Поговорили и хватит. Идем домой и ложимся спать. Нам еще выступать сегодня вечером.

Я взяла Дьюи за локоть:

– Мне пора готовиться.

До выхода на сцену оставалось несколько часов, но если я сумею быстро ускользнуть, то, может быть, догоню сестер.

Он взглянул на часы, но я потянула его светонить: «Ты хочешь, чтобы я отдохнула».

– Возьмешь с собой Тревора?

– Конечно, – прошептала я из-под опущенных ресниц. «Твоя щедрость будет вознаграждена».

Но не успела я отпустить его светонить, как он склонился ко мне, приоткрыв губы.

О боже. Он хочет меня поцеловать.

Я тоже подалась к нему, чувствуя, как взгляды Ревеллей сверлят мне спину.

Его губы умело – с отработанным мастерством – прижались к моим, ладонь легла мне на затылок, с неожиданной мягкостью удерживая на месте. Поцелуй, хоть и короткий, мог бы стать великолепным, если бы не тетушки, стоявшие в нескольких метрах от нас.

«Жаль, что пришлось остановиться», – шепнула я по его светонити, отстраняясь. Беспрерывная боль в голове запульсировала еще сильнее.

Дьюи погладил меня по спине:

– Тебе понравилось?

– Конечно. – Я в общем-то не солгала, но чувства бурлили так, что я не могла в них разобраться. «Ты позволишь мне уйти».

Я шагнула к выходу, но чернота застелила дверной проем, и, как только мы с Тревором вышли наружу, тьма окутала и яркое солнце, и туристов…

– Мисс Ревелль, что с вами?

Крепко зажмурившись, я потерла виски и ослабила светонить Дьюи, а потом и совсем отпустила ее.

Тревор протянул платок:

– У тебя кровь идет из носа.

Так моя магия наказывает меня за то, что в последние дни я пользуюсь ей слишком часто. А что делать? Без этого не обойтись.

– Ты случайно не слышал, о чем думали Колетт и Милли, когда уходили?

Тревор поморщился:

– Слышал, но, пожалуйста, не проси меня повторять.

Чудесно. Они меня возненавидели.

– Куда они направились?

– В амбар к Роджеру. – Он подал мне руку, и мы сошли с тротуара.

Я все улажу. Еще немного магии – и Дьюи поймет, что без сестер я не могу выступать. Двадцать три дня – времени предостаточно, чтобы убедить его поставить шоу так, как задумал дядя Вольф.

Я все улажу.

Тревор искоса поглядывал на меня.

– Часто идет кровь носом?

Обычно я всем говорила, что плохо переношу жару, но Тревор всегда был честен со мной.

– Только если я перенапрягаюсь. Такова цена моей… дополнительной магии. Боль.

– Должен признать, у меня сейчас гора с плеч свалилась. Когда я впервые понял, на что ты способна, то подумал, что это, возможно, кровная магия.

Кровная магия была одной из тех страшилок, какими пугали нас старшие братья и сестры, когда мы им досаждали. Они говорили, что перережут нам горло, выпьют кровь и отберут себе наши магические таланты. В детстве она снилась мне в страшных снах.

– Но ведь кровной магии не существует?

Он улыбнулся:

– Конечно нет.

Вот и моя мама много раз повторяла мне это.

Когда мы дошли до амбара, Тревор приподнял шляпу:

– Подожду здесь.

Этим он оказал мне любезность – остался снаружи, чтобы не слышать мои мысли. Я с благодарностью сжала ему локоть.

Я приоткрыла тяжелую амбарную дверь, и Роджер прижал палец к губам.

– Ты совсем чуть-чуть разминулась с Колетт и Милли, – еле слышно сообщил он.

Мое сердце упало.

– Наверное, они этому рады.

– Можешь ли ты их в этом упрекнуть?

Нет.

Койка Джеймисона была ему коротковата; повернувшись во сне, он тихо вздохнул. Я столько времени провела рядом с Дьюи, что теперь все в Джеймисоне казалось мне большим. Длинные ноги, широкие ладони, расслабленно лежащие по бокам. Трудно было не вспомнить, как в переулке он всем телом прижимался ко мне. Или тот фантастический поцелуй.

– Как он? – спросила я, разглядывая стопку книг на подоконнике.

– Сотрясение мозга. Много синяков, но ребра не сломаны. И скулы тоже. – Роджер поправил шелковую косынку, которую повязал на голову в тщетной попытке защитить от влажности свои распущенные волосы. – Если бы ты не остановила Фрэнка Хроноса, могло бы быть гораздо хуже.

Фрэнк Хронос. По словам Дьюи, самый большой мерзавец в этой пакостной семейке. Поговаривали, что его единственная положительная черта – это любовь к сыну, да и того он избаловал донельзя.

– По крайней мере, его лицо выглядит лучше, чем вчера. Не такое распухшее.

Роджер выудил из стога сена небольшой ледяной кубик:

– Эффиженов лед. Колетт раздобыла для него.

Я прижала палец к кубику и вдруг почувствовала, как кожу покалывает от холода. Обычный лед был на Шармане редкостью.

– Он рассказал тебе о пляже?

– Да. Сумел-таки его найти. Молодчина. Я рад за него.

Он достал из матерчатой салфетки недоеденный круассан и откусил кусочек.

– Из «Сладких пышек»? – небрежным тоном спросила я.

Он вздохнул:

– Триста мне принесла.

– Ты правда не хочешь повидаться с Маргарет?

– Не хочу. – Его тон пресек все дальнейшие расспросы. – У Дьюи есть какие-нибудь догадки?

Я покачала головой:

– Единственный человек, который мог бы что-то объяснить, вернулся слишком далеко в прошлое и превратился в груду костей. Возможно, мы никогда не узнаем, зачем ему это понадобилось.

Кто-то завязывает нашу линию времени в узлы, ставит нам подножки, не давая добиться успеха.

Джеймисон пошевелился, влажные волосы упали на глаза. Мне захотелось коснуться их, убрать с лица, и я еле удержалась. Нана никогда не разрешала мальчишкам из нашей семьи отращивать такие длинные волосы. Как только их челка достигала уровня глаз, она гонялась за ними с ножницами в руках. Под правым глазом Джеймисона наливался багровый синяк, пушистые ресницы трепетали. И как я могла принять его за Хроноса!

Как хорошо, что он не Дьюи, рядом с которым мне приходится постоянно держать ситуацию под контролем. И, судя по сегодняшнему поцелую, Дьюи не собирается отступать.

– Мы обязательно разберемся, в чем тут дело. – Приятно было произносить эти слова с положенной им уверенностью. – Роджер, мы уже близки к цели. Дьюи передаст нам новый театр, и у нас круглый год, даже зимой, будет стабильный доход. От меня требуется только, чтобы наш будущий мэр оставался…

– Целиком и полностью у тебя под каблуком?

– Вообще-то я хотела сказать «в живых». Но ты прав, это тоже будет очень кстати.

– Знаешь, я уже бывал на твоем месте. – Роджер покрутил соломинку. – Тяжело это – каждую ночь проводить с одним и тем же клиентом. Они становятся… одержимыми.

Человек, из-за которого на лице Роджера появились шрамы, уж точно был одержим.

– Я не пользуюсь магией. По крайней мере, пока не пользовалась.

– Драгоценные камни – не единственный способ зачаровать парня. – Он метнул в меня соломинку. – Будь наши матери живы, они бы запихнули тебя на первый же паром и отправили на материк, чтобы ты носа не высовывала, пока сынок нынешнего мэра тебя не разлюбит.

С годами становилось все труднее представить их здесь. Живыми. Их слава гремела бы на весь мир, и мы