«Должно быть, это от мороза, — подумал де Монфор. — А, впрочем, возможно, что, как и Савлу по дороге в Дамаск, черноризцу и впрямь явилась святая и он был чудесным образом спасен».

Подобные вещи порою случались. Будучи не склонным к мистицизму прагматиком, Симон решил вынести окончательное решение по этому вопросу тогда, когда монах окончательно подлечится.

Вернувшись в свои покои с подносом, на котором дымился довольно-таки аппетитный ужин, Симон де Монфор окончательно забыл о доминиканце и сел поближе к огню, чтобы побыстрее закончить всю эту писанину.

Тулуза, весна 1210 г.

У входа в приемный зал дворца графа Раймона, что находился на южной окраине Тулузы, Рауль отстегнул пояс с мечом и, протянув оружие одному из стражников, пошел вслед за дворецким, уже громогласно объявившем о прибытии владетеля замка Монвалан.

Раймон не встал с кресла и не пошел через зал к Раулю, как шесть месяцев тому назад. Бесконечная война и холодный отказ Рима признать покаяние графа Тулузского лишили его последнего оптимизма.

Рауль решительно направился к графу, он понимал, что сейчас промедление непростительно. Преклонив колено перед своим сеньором, он встал, как только ему было позволено, и посмотрел Раймону прямо в глаза. Граф Тулузский отсутствовал в своих владениях всю зиму, пытаясь найти поддержку во Франции и прощение в Риме, однако не добился ни того и ни другого. Лицо Раймона выражало явное разочарование. Некогда еле заметные морщинки теперь глубоко бороздили обвисшую и посеревшую кожу.

— Добро пожаловать, Рауль. Спасибо, что приехал.

Слова эти принадлежали отнюдь не графу, Рауль повернулся и увидел юношу, правившего Тулузой при помощи советников во время зимнего отсутствия Раймона. По старинке его тоже назвали Раймоном, но, чтобы избежать путаницы, прибегали к более краткому имени Рай. То был молодой человек, весьма приятной наружности, унаследовавший от своей матери, принадлежавшей к династии Плантагенетов, чрезвычайную подвижность и живость ума. Но ему было всего лишь четырнадцать лет, и в политике он еще совершенно не разбирался.

Отвесив церемонный поклон, Рауль сел в кресло, приняв предложенный ему кубок вина.

— Я скорблю о вашем отце, — промолвил граф. — Мы ведь дружили с детства, и я был подженишником на его свадьбе. Я даже помогал ему достойно отметить день твоего рождения, — тряхнув кудрями, он потянулся за кубком.

— Перед смертью его душа наконец обрела покой, — Рауль вызывающе посмотрел на Раймона. — Он принял консоламентум.

Кубок застыл у губ графа Тулузского.

— Он попросил, чтобы его причастили по катарски, и это было исполнено одной монахиней, которую мы спасли в Безье. Позднее я узнал, что ее… что ее… сожгли на костре после судилища в Нарбонне. Думаю, отец мой принял консоламентум после тех ужасов, что повидал в Безье. Но в том, что душа его действительно обрела покой, я не сомневаюсь.

— Ты что, тоже находишься под их влиянием? — вопросительно воззрился на Рауля Раймон.

Рауль кисло улыбнулся.

— А разве это имеет какое-то значение, господин? Нас ведь не преследуют за наши убеждения. Они покушаются на наши титулы, земли, а самое главное — свободу. — Юмор висельника блеснул в его глазах, когда он стукнул пустым кубком о стол. — Так что же, господин, теперь вы закуете меня в железо и конфискуете мои владения? И именно поэтому вы хотели меня видеть?

— Конечно же, нет! — вскричал в негодовании Раймон. Склонившись над столом, он простер ладони к хозяину Монваланского замка. — Нам известно, сколь достойно ты вел себя в Безье, а также наголову разбил карательный отряд бургундцев, вторгшийся в твои пределы. — Он сделал эффектную паузу. Лесть была столь откровенной, что подозрения Рауля только усилились. Раймон откашлялся. — Нам необходимо создать и подготовить отряды для борьбы с де Монфором. Теперь, после того как он получит подкрепление с Севера, он вновь перейдет в наступление. Тулуза находится менее чем в пятидесяти милях от его передовых частей.

— Так вы хотите, чтобы я помог вам организовать сопротивление де Монфору?

Сделав большой глоток вина, Раймон согласно кивнул головой.

— Мы собираем людей в городах и замках, обиженных северянами. Есть у нас и наемники из Испании и Гаскони. Кроме того, свою помощь обещал и граф Фуа.

Рауль промолчал. Он внимательно изучал свои руки. Когда-то эти прежде нежные и наманикюренные пальцы упражнялись в игре на лютне. Теперь его ладони больше напоминали дубленую кожу, а сколотые ногти были коротко острижены. Бегло взглянув на руки графа он увидел, что они такие же холеные, как и прежде. Рубиновый перстень сверкал на указательном пальце Раймона подобно капле свежей крови. Все возвращалось опять к кровопролитию, в том числе и его сны о сероглазой красавице.

Нахмурившись, Рауль наконец-то поднял глаза.

— В Безье меня объявили мятежником, и мои замки теперь вне закона. Соучастие в открытом сопротивлении лишь отяготит мою вину.

— Но одновременно и укрепит ваши позиции, Рауль. Вы уже не будете казаться столь легкой добычей де Монфору.

— Само собой, — промолвил, дьявольски ухмыльнувшись, Рай, — никто, кроме Монфора и Сито, не посмеет тебя тронуть.

— Вы что, пытаетесь меня уговорить? — сухо спросил Рауль, но тут же расслабился и добродушно улыбнулся. — Господа мои, я принимаю ваше предложение, учитывая, конечно, что жалование тем отрядам, что разместятся в моих владениях, будете платить вы.

«Забавно», — подумал он, когда увидел, как они переглянулись, услышав эти слова.

— Да, — промолвил он, — война все меняет. Думаю, с самого начала между нами не должно быть недомолвок.

Граф протянул Раулю открытую ладонь, ту, на которой был перстень. На Раймоне была длинная шелковая рубаха зеленого цвета и ярко-красный камзол, шитый золотом.

— Клятва сеньору — простая формальность, но я должен быть уверен в вашей искренности.

Рауль с трудом сдержался, чтобы не вспылить графу, ведь его отец погиб, доказывая верность Тулузскому дому, а сам он был объявлен вне закона. Что же еще было нужно Раймону? Ощущая головокружительную пустоту внутри, Рауль смотрел на выглядывающую из золоченого рукава ладонь. Он понимал, чего хочет граф, равно как и то, что он не сможет ему этого дать. Ведь он — не Беренже, а те веселые года, проведенные Раймоном вместе с его отцом, уже тридцать лет как были в прошлом.

— Мой господин, я понимаю, что в наши времена честь так же трудно найти, как и девственницу в публичном доме, но у меня с этим все в порядке, так что можете не сомневаться.

Раймон медленно убрал руку.

— Лично я сомневаюсь во всем. Я и твой отец провели вместе бесценное время.

Последовала гнетущая пауза.

Рай встал, потягиваясь, словно молодой кот.