1

На следующий день Майкл Уэбб, прохаживаясь по лугу, случайно очутился около мисс Фанни Торнтон, которая изящно покоилась в плетеном кресле под огромным белым с оранжевым зонтом и наблюдала издали за играющими в теннис.

– Как поживаете, мисс Торнтон? – тихо произнес он. В этой позе вы еще более замечательны, чем всегда. Заснять бы вас! Снимок вышел бы великолепный.

– Правда? Вы так думаете? – ответила она оживленно. – Постараюсь непременно запомнить это положение для следующей съемки, раз вам это нравится. Ведь вы, кажется, тоже знаменитость?

– Я? Специалист по обезвздориванию не может быть знаменит, он может только пользоваться дурной славой; вот, как это называется. У меня дурная слава.

– О, – сказала великая кинематографическая звезда, проявляя чувство № 18 – дружественную симпатию. Как жаль. Но, ведь, правда, вы знаменитый писатель. Когда-нибудь я непременно прочту ваши романы… и… и… все остальное.

– Конечно, я известный писатель, если вам угодно. Но раз разговор зашел о писателях… Я вижу, вы читаете Шекспира. – Он указал на маленький серо-голубой томик шекспировской «Как вам будет угодно», лежавший у нее на коленях.

– Да, я изучаю Шекспира. Я буду играть Розалину в фильме «Как вам будет угодно» Вильяма Шекспира. Конечно, модернизированная постановка. Но как пьесу – я предпочитаю «Гамлета». А вы? – Она взглянула на Майкла со страстным вопросом в глазах. – О, Шекспир так ужасно много мне дает. Он чу-де-сен! – Она остановилась и грациозно разгладила платье. – Так огромен! Океан! Подумайте только, какие чувства описаны в «Гамлете»!

Майкл был заворожен ее манерой. Ему казалось, что он слушает удивительную говорящую куклу. Его интересовало, – что если б он ее поцеловал? Чувства в «Гамлете»… – Он задумался.

– А что именно вы чувствуете в «Гамлете», мисс Торнтон?

Она взглянула на него и улыбнулась. Ее глаза напомнили ему темно-синий дождь на далеком летнем горизонте. Увидав ее улыбку, он перестал удивляться фантастичным рассказам о мужчинах, которые, впервые увидев ее лицо на экране какого-нибудь захолустья, возвращались домой на лыжах, завороженные и совсем не такие, какими были раньше.

– О, Гамлет! Гамлет! – продолжала она, драматически простирая руки. – Я чувствую в нем весь широкий божий мир… всю красоту.

Майкл задумался на минуту.

– Да вы, вероятно, умеете хорошо чувствовать, – сказал он убежденно. – Сильнее, чем большинство.

Это замечание было, несомненно, вполне благожелательно, но оно ей не совсем понравилось, хотя ей трудно было бы сказать, почему… Она сидела молча, выражая чувство № 11 – молчаливое неодобрение.

2

Мисс Торнтон была сообразительна, но неумна. Ее эмоциональная натура была пластична, как тесто; красива она была настолько, что казалась нереальной. Эта редкая комбинация качеств неизбежно ведет к успеху на сцене. По существу, она для сцены то же, что радий для природы, и, естественно, стоит дорого.

Кинематографическая фирма оплачивала услуги мисс Торнтон жалованьем, по крайней мере в четыре раза превосходящим жалованье любого служащего по торговой, промышленной или финансовой части в Америке. Чтобы составить о нем правильное понятие, поступите так: возьмите жалованье президента США, прибавьте жалованье двух председателей железных дорог посолиднее, вроде Пенсильванской или Центральной Нью-Йоркской, впустите четырех средних председателей банка; разведите до густоты кашицы заведующими торговыми отделами и ловкими душеприказчиками – достаточно четырех или пяти, – если надо, добавьте щепоточку бухгалтеров, учителей, стенографов и механиков. В итоге должно получиться около семисот двадцати тысяч долларов.

Но агент фирмы по делам печати был настолько захвачен магией величия крупных цифр, что даже врал, сообщая: «Жалованье несравненной мисс Торнтон превышает миллион долларов в год».

Огромный заработок мисс Торнтон не зависел от каких-либо таинственных махинаций с финансовым столпом фирмы, она не была также ничьей любовницей. Поместить в нее капитал было выгодно – вот и все.

3

Майкл уловил оттенок молчаливого неодобрения и решил, что лучше переменить тему.

– Драматическое искусство… сцена и экран… драматическое искусство… – начал он и запутался. – Я думаю, мисс Торнтон… Как бы это выразить?.. Я хочу сказать, что драматическое искусство отличается от других искусств тем, что крупный артист заслоняет собой самую тему, о которой идет речь. Я хочу сказать, что крупный артист делает сравнительно неважной фабулу пьесы. В других искусствах это не так. Они более безличны. Архитектура – самое безличное, потом скульптура. Кому какое дело до личности скульптора. В литературе автор не делает книги. Книга делает автора.

– Книга делает автора? – неопределенно спросила мисс Торнтон. – Разве не наоборот? Разве не автор делает книгу? По крайней мере, так полагают.

– Я хочу сказать, – он не заслоняет собой книгу. Если же заслоняет – книга плоха. Но крупный актер заслоняет собой содержание пьесы. Это определенно свидетельствует о вырождении работы драматурга. Люди ходят смотреть не пьесы. По крайней мере – большинство людей ходят смотреть актеров и актрис. Настоящая хорошая пьеса должна выдерживать даже очень плохую игру.

– Да. Я знаю. Вы правы. Я всегда говорю, что самая суть в пьесе. Кажется, это сказал Гамлет. А если не Гамлет, то кто-то другой, все равно.

– Самая суть в пьесе, – машинально повторил Майкл.

– Так трудно достать хороший сценарий, – сказала мисс Торнтон. – Вы писатель. Отчего бы вам не написать для меня сценарий? Если вы напишите, мистер Фэллоуз его рассмотрит. Он очень добр к писателям, даже когда они еще не известны.

Мистер Фэллоуз был импресарио мисс Торнтон. Очень талантливый человек. Он взял ее в свои руки в самом начале ее карьеры. Это он придумал способ обучать ее чувствам по номерам. От № 1 – изумленное любопытство (широко раскрытые глаза, полуоткрытые губы, правая рука прижата к сердцу)… и т. д. до № 43 – безумная любовь (кататься по полу в распахнутом парижском пеньюаре у ног мужчины, обнимать его колени; видно кружевное белье).

– Относительно сценария, мисс Торнтон, я… я… Он колебался, но не долго. Вы, вероятно, встречали людей, похожих на Майкла Уэбба. Они согласны на все в тот момент, когда это их занимает.

– Моя главная сила на экране, мистер Уэбб, это – очарование. И в сценарии мне нужна именно роль с очарованием.

И она так лукаво и задорно взглянула на Майкла, что сердце у него подпрыгнуло и он сразу поверил, что быть очаровательной для нее вполне естественная роль.

– Несомненно! – прошептал он.

«На что женщине ум, – думал он молча. – У Елены Прекрасной ума не было, между тем из-за ее физиономии двинулась тысяча кораблей, сгорели башни Трои и т. д»..

– Я никогда не пробовал писать сценариев, – сказал Майкл вслух. – Но у меня в голове есть одна пьеса, которую легко будет приспособить для экрана. Я ее еще не написал.

– Если это не секрет, вы могли бы мне ее рассказать, предложила она. – Конечно, моя роль в ней должна быть выдающейся. Разумеется, вы это понимаете – выдающейся и очаровательной…

– Нет, нет, это не секрет. Я единственный человек в мире, который мог бы ее написать, и я могу рассказать о ней кому угодно. У вас была бы и выдающаяся и очаровательная роль. Рассказать вам?

– Ну, конечно, – ласково сказала она.

Захлопнув томик Шекспира, она лениво потянулась и свернулась комочком в кресле. Завсегдатай кино узнал бы позу из «Марджори», где она играла роль балованной крошки, слушающей сказки дедушки.

– Действие происходит внутри Джона Смита, – начал Майкл. – Место – внутренности Джона Смита. Время – настоящее. Текущий момент.

– Внутри Джона Смита? – неуверенно произнесла мисс Торнтон своим серебристым голосом. – Где-е?

– Это очень просто, мисс Торнтон. Джон Смит – средний обыватель и действие пьесы – это аллегория – происходит внутри его. Величайшие трагедии жизни происходят внутри нас, конечно, это вам известно. Но внутренняя драма мало затронута. Субъективная драма – огромная область… Сцена сначала затянута темно-красным плюшем; затем – художественные эффекты будут разработаны кубистически.

– Внутри Джона Смита, – тревожно прошептала мисс Торнтон и повернула лицо