Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато сейчас мне не терпелось, как маленькой школьнице, готовившей в первый раз для родителей, порадовать Алмаза чем-то вкусным, удивить, сделать приятное… Хотя кулинар из меня был тот еще… Сварила наваристый домашний суп из баранины, испекла хлеб, немного подгорел, но сойдет, сделала котлеты и салат. И откуда я все это умею? Хотя вру, умеют сейчас все, кому ни лень, все могут стать кулинарами- был бы выход в интернет… И вот, снова заруливаю на кухню… Включаю свет и… истошно ору… На полу самое страшное, что я могла увидеть, после Капиева, наверное, хотя… Это была огромная, жирная, черная, устрашающе шевелящаяся медведка (прим.– крупного и среднего размера насекомые, с удлиненным телом, покрытым густыми тонкими волосками. ), которых тут в сезон водилось предостаточно- очень уж они любили жрать созревающие в земле клубни картошки и других высаженных овощей… Для меня ее появление на кухне было реально сравнимо с взрывом авиабомбы… Я с самого детства буквально в обморок падала от отвращения, только посмотрев на этих гадких, постоянно находящихся в движении ножек.
Не нашла ничего умнее, как запрыгнуть от ужаса на стул и вот так вот стоять… Зачем, что я делаю… Почему не убежала прочь из кухни… Меня сковал какой-то первобытный страх, а медведка при этом, как ни в чем не бывало, продолжала свои наступательные движения. Наверное, это и есть фобия… Ужасно, просто ужасно…
–Камила!-слышу в дверях спасительный голос. Господи, спасибо! Спасибо, что Он так вовремя…
–Я здесь!-кричу сквозь страх и слезы ему.-Пожалуйста…
Алмаз заходит быстро, но не сразу понимает, что произошло… А потом видит меня и мой испуг, стоящую на стуле с мертвенно-бледным лицом, видит наглую тварь, которая теперь подползла почти до моего стула. Усмехается и молча ликвидирует ее, а потом уже убирает и последствия ее «ликвидации» под очередную волну моего визга… Я закрываю лицо руками… И только после того, как чувствую, как хватает меня за талию и порывисто прижимает к себе, понимаю, что война с медведкой выиграна. Он несет меня в зал, на ближайшую горизонтальную поверхность. И я чувствую его твердость между ног. Но вот сама еле-еле шевелюсь. Мысль о том, что он сейчас жестко, как обычно, войдет и начнет меня брать, вызывает страх и панику. Целует в губы. Страстно и горячо.
–Спасителю полагается награда…– шепчет нежно и горячо, сжимая попеременно ягодицы.
Садится со мной на руках на диван… А я вся сжимаюсь… Мне так хочется, и в то же время, так саднит. Алмаз словно чувствует мое напряжение и все понимает без слов. Немного выдыхает, восстанавливает дыхание, зарывается головой в мои волосы, мы сидим так, прижавшись друг к другу с несколько минут.
–Ты пахнешь печеным хлебом… -говорит тихо,– это просто какой-то охрененный кайф… Вот так держать тебя в домашнем простом платье, с запахом хлеба в волосах, без грамма косметики и прочих этих твоих наворотов женских… Вот такую, дрожащую… сжимать ладонями… И он поднимает на меня свои глаза… И я тону в них, конечно… Как всегда…
Глава 16
Алмаз
Не знаю, что меня прошибло окончательно. Этот ее беспомощный вид с призывом о помощи на стуле в неравной схватке с несчастным насекомым, эти ее старания мне угодить- я ведь заметил краем глаза, сколько всего стояло на плите, дожидалось моего прихода, ее внутренний трепет, то, как сжималась, понимая, что хочу ее, но при этом не отталкивала, не отказывала, хотя знала, что может быть больно после вчерашнего… Снесло мою башню… Окончательно… Когда я посмотрел в ее красивые лучезарные глаза хотелось хрипеть только одно. Люблю. Люблю. Люблю, Камила… Как же я тебя сильно, злую ведьму, люблю… Или невинного ангела… Или коварную искусительницу. Или продажную стерву… Не знаю, кто ты… Но ты была абсолютной и беспрекословной повелительницей моего сердца, души, дыхания, мыслей… Всего… Все только для тебя…
Но я промолчал, не нужно было ей этого знать… Просто прижал ее к себе еще ненадолго, пытаясь унять свое дикое возбуждение. Пусть эта иллюзорная идиллия еще продлится. Пусть она еще побудет такой, в моих объятиях, перед тем, как снова уйти в свои мысли и расчеты…Перед тем, как все вернется на круги своя- мои обиды, и презрение, ее предательство и подозрительность… Эту чертову правду не выкинешь из нашей жизни, как ни пытайся… Наивно полагать, что все это в одночасье возьмет и забудется…
–Пойдем есть, Камила… Под ложечкой сосет. Страшно голодный.
Она кормила меня, и мне было кайфово от того, что она сама получала удовольствие от этого процесса. Я не гурман, в принципе, привык к тому, чтобы просто было сытно и по диете. Если соревнования- одно питание, соревнований нет-можно позволить себе что-то пошире из ассортимента. Да, я ждал этих послаблений, но не сказал бы, чтобы с ума сходил от еды, когда можно было нарушать запреты в потреблении пищи. Зато сходил с ума от ее заботы обо мне. Такой, домашней, уютной, родной… Вот о таком я всегда мечтал, когда смотрел на свою Лалу. О том, чтобы вот так кормила меня, сама ненароком подъедая что-то из моей же тарелки, но себе упорно не накладывая, так как «сыта». Чтобы вот так вот расслаблена была, беззаботна, проста… Я таял от этого зрелища и потихоньку, с насыщением, на меня все-таки наваливалась нечеловеческая усталость от последних бессонных ночей и многокилометровых разъездов с гор на равнину и обратно.
–Будешь чай?– смотрит на меня и нежно улыбается, видя пустые тарелки.
– Боюсь красавица, чай я уже не потяну. Я очень устал, Камила. И ты тоже, судя по твоим синякам под глазами… Врала, что поспала, да?– она поджала губы и отвела глаза, ответив тем самым без слов,– пойдем поспим. Именно поспим. Не бойся… Как бы я сейчас ни хотел, моих сил хватит только до кровати доползти…
Она охотно поспешила за мной, как только убрала со стола. Зашла в комнату, когда я снимал с себя одежду. Почувствовал ее приближение всеми клетками своего тела- даже поворачиваться не надо было. Я полностью разделся и услышал сзади ее нервный выдох.
–И ты тоже, Камила.