— Гарик, тут такое дело… Ты только не беспокойся. В меня стреляли.

— Что?!! — От ударившего в ухо выкрика Стас даже слегка зажмурился. И словно воочию увидел, как вытягивается шея Игоря, как подаются назад плечи и вылезают из орбит глаза. Он сам бы так отреагировал, если б услышал, что в его коллегу стреляли. — Ты ранен?!

— Нет, стреляли поверху, похоже — напугать хотели.

— Я выезжаю! — рявкнул Окунь.

— Стой! — Гущин прекрасно знал порывистого капитана. Добавлять «ты выпил, тебе незачем здесь появляться», Стас не стал, сказал другое: — Игорь, дело выеденного яйца не стоит. В меня стрелял местный алконавт, с которым я сегодня вечером повздорил. Так — бытовуха…

— Какая на хрен бытовуха?! — перебивая, взъярился капитан. — Я сейчас вызываю машину, хватаю по дороге оперов, мы едем к тебе и это Игнатово по бревнышкам раскатываем!

«А вот этого не хотелось бы», — скуксился Гущин. Оперов, которых Окунь собирался «хватать» по дороге, Стас отлично изучил — эти парни, в самом деле, раскатают деревеньку. Разгребай потом обломки, винись перед депутатским корпусом.

— Гарик, мы уже вызвали участкового, — немного слукавил следователь, — того, кто стрелял местные знают. Сами разберемся.

— Может быть, Валеру вызовешь хотя бы? Он остался на турбазе…

— Нет, — оборвал майор. — Зачем легенду разрушать? Валера работает на турбазе, незачем его ночью срывать. Я все сам тут порешаю и отзвонюсь.

— Ну смотри, — мрачно сказал Мартынов. — Но завтра утром — жди! Приеду. Будь на созвоне, я жду твоего звонка, сообщи, как порешаешь.

— Яволь, — хмыкнул Гущин и отключил связь.

Пока он разговаривал с Мартыновым на берегу появилась отважная Анфиса с костылем. Стоя рядом с вооруженным винтовкой сыном Капитонова что-то обеспокоенно ему втолковывала. За спиной неспешно ковыляющего следователя раздалось восклицание анфисиного мужа:

— Фис, ну куда ты вылезла, а?! Что… дома не сидится, больше всех нужно, да?!

Супруга только отмахнулась.

Стас обернулся к Капитонову, приметил идущего следом Влада и поинтересовался:

— А Дмитрий где?

— Девчонок своих успокаивать побежал, — отчитался Глеб. — Не то выбегут, как и моя на берег.

— Это правильно. Глеб, вы не смогли бы вызвать участкового? Я позвонил своим, но сказал, что мы сами здесь разберемся.

Капитонов долго поглядел на Стаса, кивнул и достал мобильный телефон. Разговаривая с местным полицейским он задержался во дворе, Гущин и помощник вышли на берег.

— Ну вот вы как чувствовали, Станислав, что добра не будет! — поприветствовала сыщика Анфиса.

Гущин хмыкнул, вспомнил напевающую Львову: «От людей на деревне не спрячешься». Получаса не прошло, а все уже всё знают. Версия выдвинута, подозреваемый определен. Твердо и безапелляционно.

Переволновавшаяся за мужа и сына Анфиса ворчала:

— Ну все! На этот раз обормот не отвертится. На полицейского руку поднял!

— Не руку, а ружье, — глубокомысленно поправил Стас.

— Тем более! Вечно, как напьется, ходит по улице со своим обрезом…

— Мам, — перебил Михаил, — обрез же не заряженный. Редькин никогда его не заряжал, пугал только.

— А сегодня — зарядил, — зло сверкнул глазами, вынесла вердикт Анфиса.

К Гущину подошел Глеб, шепнул негромко:

— Участковый будет через десять минут. Он в Заборье живет.

— Я знаю. Напомните, пожалуйста, как зовут старшего лейтенанта.

— Алёша… Алексей Смирнов.

Произнесенное вначале уменьшительно-ласкательное имя розовощекому старлею с пушистыми девичьими ресницами соответствовало больше. Форменная рубашка с коротким рукавом сидела на нем ладно, фуражка казалось чуточку повисшей на оттопыренных ушах, старлей старался выглядеть солидно перед столичной знаменитостью и малость — пыжился. Наивно и слегка смешно. Он косолапил впереди ковыляющего к «камуфляжным» воротам Гущина и пытался выглядеть здесь главным.

— А я давно говорил — сажать Редькина надо! — «рука закона» грохнула кулаком по покосившейся створке.

Створка на «страшного» лейтенанта едва не рухнула, Смирнов выругался и отскочил.

— Ничего не работает, — буркнул. — Руки из зада, что ли? Поправить не может? — Алеша придержал кривую створку и подождал, пока Гущин пройдет под ней.

Глеб перехватил у него дверь и помог просочиться Львову. Под створкой проскользнул и вездесущий краевед Кнышев в трикотажном спортивном костюме затейливой нежно-зеленой расцветки. Костюма от многих стирок полинял и съежился на пару размеров, в результате чего, слегка фосфоресцирующий в темноте Яков Валентинович походил на тонконогого и тонкорукого «зеленого человечка». Стас слышал, как гуманоид-краевед расспрашивает земляков о том, что произошло, почему в деревне стреляют?

…Дом покойного фельдшера Степаниды Николаевны был единственным на всю деревню, что, призрев обычаи, не выходил окнами на улицу, а прятался в глубине двора за разлапистыми яблонями, вишнями с покрытыми лишайником искривленными стволами, могучими кустами давно не облагораживаемого крыжовника и смородины. Грядок на подворье видно не было. Но судя по разновеликому бурьяну, когда-то они — были, но сейчас неравномерно заросли.

Смирнов, солидно поругивая криворукого хозяина, шел впереди. Подойдя к крыльцу дома с освещенными окнами, расстегнул кобуру, намекая, что на ночь глядя миндальничать не расположен. Поднялся по четырем прогнувшимся ступеням и, не прибегая к политесу, без стука открыл дверь и шагнул в совершенно темные сени.

— Ой, ёжкин кот! — одновременно со звуком падения чего-то пустотелого железного, раздался вскрик. — Бидон, зараза! Ничего на месте не стоит!

Сыщик задержался, подождал, пока старший лейтенант откроет дверь непосредственно в дом и падающий оттуда свет осветит сени. По узкому замусоренному всяческой рухлядью проходу прошел в прихожую, по сути, обозначенную только вешалкой для верхней одежды. Перешагнув порог, гости сразу попадали в искривленную гостиную.

Кривизну гостиной придавала печка, пятившаяся задом в главную комнату, передом выходящая на кухню. Когда-то эта комната была весьма шикарной по деревенским меркам: полированный чешский гарнитур, плюшевые кресла и диван. На стенах бра и репродукция Брюллова «Итальянский полдень», где пышнотелая брюнетка ощипывает виноград.

Сейчас всю полировку и Брюллова засидели мухи, плюшевые кресла продавились, ободрались. Бра висели криво, выступая в унисон с воротами.

Но прежде всего, в гостиной было совершенно пусто, если не считать равнодушного серого кота невероятных размеров. Скорее всего, конкретно этот кот и ободрал обивку кресел, поскольку предположить, что их долго и упорно полосовали вилками — совсем невероятно.