ясные, тёплые глаза светились странным жёлтым огоньком. Он завораживал, согревал и успокаивал. Так хорошо вдруг стало. – А знаешь, Сонья, оплошал я! Бывает… Я ведь этих жриц допрашивал, они пытались за послушниц себя выдать. Мне ли тебе рассказывать, какое у них чёрное нутро. Как они лживы! Эта грязь ужасно липкая. Сам не заметил, как испачкался о них. Прости! Не хотел я – это их злоба. Не моя!

– Их? – не поняла я.

Он кивнул и вздохнул.

– Я не был готов к тому, что женщины могут быть столь черны душами. Я видел их, прикасался к ним… И на Атлин зря сорвался. Надо будет извиниться. Порой я бываю жестоким. Но, знаешь, есть и хорошие новости. Там, на кухне, замешивают тесто на хлебные лепёшки. В мисках просаливается рыба, и шинкуются овощи на салат, – его голос звучал тихо, а взгляд – успокаивал. – С лодки выгружают мягкие пуховые одеяла. Они очень тёплые, Сонья. Под ними никогда не замёрзнешь. Эти вещи, – Хаук поднял персиковое платье и положил мне на колени, – это всего лишь хорошо сшитый кусок ткани, сестрица. И более ничем от твоего он не отличается. Это просто новая тряпка! Не нужно бояться его испортить. Как только, ты его наденешь – оно будет уже ношенным. А несдержанность Лассе прости. Когда мужчина видит женщину, что станет ему единственной, – его сердце оживает и начинает биться быстро-быстро. Это очень больно. Страшно. Эмоции набирают обороты, и становится трудно дышать. Всюду мерещится её запах. Я это знаю. Лассе тяжело. Он потерял опору под ногами! Его мир изменился так же, как и твой. Пожалей его, Сонья, согрей.

Странно, но после его слов я действительно по-другому взглянула на вещь, отданную мне. Да, красивое платье! Но это впрямь всего лишь кусок материи. Чего я так завелась? Зачем выказала тут всем свой характер?

– Да, просто кусок ткани, – Хаук, обнимая, легонько встряхнул меня. – Ну-ка, ответь мне, послушница. Разве тряпка имеет хоть какую-нибудь ценность?

Я пожала плечами. Наверное, не имеет. Я, наконец-то, открыто улыбнулась.

– Простите меня, Хаук, я просто не справилась со своим страхом. Стоя на той стене, думала всё – не вернусь. Так жутко было понимать, что меня раздерут заживо. Это страшно! Я не была к этому готова. И я понимаю, что, наверное, не пара Лассе…

– Пара! И не сомневайся в этом. Это он не уверен, что заслужил такую, как ты. Что достоин! Оттого он и злится. И знаешь, к смерти никто не готов, – широкая ладонь легла на мою спину. – И Лассе был не готов увидеть тебя там. Он злится, потому что понимает – мог потерять! Вардиган, не знающий поражения, покоряющий туман и обращающий гурон в бегство, вдруг испугался решиться души. Носи это платье. Оно тебя достойно, Сонья. А на меня не злись. Я люблю своих близких и не хочу, чтобы им было больно.

– Вы проверяли меня? – тихо спросила я, решив, что лучше выяснить всё сейчас.

– Нет! Зачем мне это? Это всё жрицы! Их эмоции! В этом мой дар и проклятье: я чувствую даже ложь. Она отвратительна… Со вкусом сладкой гнильцы.

– Обещаю не врать в вашем присутствии, – попыталась пошутить я.

– Я был бы безмерно тебе благодарен за это. Давай так, ты сейчас умоешься и избавишься от этих дурнопахнущих тряпок, что на тебе. А я распоряжусь, чтобы быстрее обставили комнату и принесли тебе пуховое одеяло с мягкой подушкой. А ещё я дам тебе тёплую и удобную тунику Лассе. Ты нарядишься в неё, поешь прямо в комнате и ляжешь спать. А когда проснёшься – всё вокруг преобразится и встанет на свои места. Тебе просто нужно отдохнуть, маленькая послушница. Сон – лучший лекарь!

Глава 28

Хаук не обманул. Пока я раздевалась и замачивала своё перепачканное платье, утешая себя надеждой всё же его спасти, в дальнюю комнату, которая была камерой Лассе, пронесли два сундука и невесть откуда взявшуюся кровать.

Одну!

Правда, через несколько минут её вытащили обратно. Это меня немного смутило, но я решила пока ни о чём не думать. Унесли и ладно! Найду, куда обещанное одеяло постелить. Мне сейчас и пол периной казался.

Мылась, с опаской поглядывая на болтающуюся на дверном проёме шкуру. Она хоть и должна была укрывать меня от чужих глаз, но я-то видела в щели, что в коридоре делается. Но надо отдать должное воинам Лассе – они даже не поворачивали головы в сторону умывальни.

Вылив воду через окно, я покосилась на наряды. Мой выбор пал на персиковое платье. Оно показалось мне немного проще. Надев его, покрутилась, осматривая себя со всех сторон. Эта вещь, наверное, самое красивое, что я когда-либо видела. Шитьё на лифе, кружевные оборки по подолу и на рукавах…

Мне стало не по себе.

Неуютно как-то. Словно не к месту вырядилась. Представляю, как на меня смотреть остальные будут.

Но снимать не стала.

– Зачем платье надела? – услышала я голос Хаука. Он откинул шкуру и вошёл. – Обещал ведь, что добуду тебе лучшую тунику Лассе.

Я прикусила нижнюю губу и смущённо пожала плечами.

– Мужская вещь – это уже совсем неприлично, – пролепетала неуверенно. – Вдруг меня кто в ней углядит!

– Кому не надо, тот и не увидит. Переодевайся. Потом есть и спать!

Хаук протянул мне длинную тунику. Покрутив её в руках, не стала пререкаться. Дождалась, пока вард выйдет и отвернётся, быстро сняла платье и аккуратно его сложила рядом с голубым. После, протащив руки в огромные рукава, натянула рубаху через голову.

И утонула в ней!

Широченное горло ничего не скрывало: видно было даже холмики груди. А если его поправить, то оно съезжало на плечо, оголяя его.

– Ну и неплохо! – услышала я от двери знакомый голос.

Резко обернувшись, заметила, как мне подмигнул Рольф, а за его спиной возвышался со скучающим выражением лица их целитель, кажется, Фальк.

– Оно слишком велико, – шепнула я растеряно.

– В самый раз, – Хаук утвердительно кивнул.

– Да, нормально. Не шелка – зато удобно, – Рольф улыбнулся и склонил голову набок, разглядывая меня с мизинчиков стоп до макушки.

Кажется, я покраснела: мои щёки пылали огнём. Не зная, как вообще реагировать на такое внимание мужчин, только и смогла, что поднять руки и скрыть от их пристальных взоров грудь. И пусть она выглядывала совсем чуть-чуть, но стыдно же.

– А вы, братцы, что тут забыли? – как бы невзначай поинтересовался Хаук.

Меня этот вопрос тоже занимал.

– Ничего, – зеленоглазый вард усмехнулся. – Я займу комнату