Ниднер дает Златоусту такую краткую характеристику: «В нем мы находим наиболее полное взаимопроникновение теоретического и практического богословия, догматических и этических элементов, которое проявляется прежде всего в слиянии экзегетического и гомилетического. Как результат, его экзегетика была избавлена от бесплодной филологии и догматизации, а его речи с кафедры были свободны от вероучительных абстракций и пустой риторики. Он обучал христианской истине, напрямую соединяя ее истоки с практической жизнью людей, а потому у него не было потребности заниматься выстраиванием отвлеченных догм»[2020].

Как бы ни был ценен вклад Златоуста в дидактическое богословие, его основное значение и заслуга — не в этой области, но в гомилетической экзегетике, в красноречии на кафедре и в пастырской заботе. Здесь с ним не сравнится никто из древних отцов церкви, ни греческих, ни латинских. Талант и образование делали его наиболее пригодным для работы в большом городе. Как он сам говорит, в то время при дворе, в дамском обществе и в домах благородных людей епископа почитали больше, чем первых лиц империи[2021]. Отсюда великая опасность иерархической гордости и приспособления к миру, которым поддалось так много прелатов. Златоуст счастливо избежал этой опасности. Он сохранил простой монашеский образ жизни среди великолепия императорской резиденции и весь свой доход тратил на поддержание больных и странников. Нищий для себя, он был богат для нищих. Он проповедовал искреннее христианство, приносящее много добрых плодов, настаивал на строгой дисциплине и смело критиковал пороки века и пустую, мирскую, лицемерную религию двора. Без сомнения, иногда он выходил за грань умеренности и осторожности, например, когда объявил императрицу Евдоксию новой Иродиадой, которая жаждет крови Иоанна; но, заблуждаясь, он был «на стороне добродетели», и пример его бесстрашной верности своему званию во все времена оказывал самое благотворное влияние на клириков, занимающих высокое и влиятельное положение. Неандер остроумно сравнивает его труд на благо Греческой церкви с трудом Шпенера, практического реформатора лютеранской церкви XVII века, и называет его мучеником христианской благотворительности, который пал жертвой в конфликте с мирским духом века[2022].

На кафедре Златоуст был монархом, обладавшим безграничной властью над своими слушателями. Часто его проповеди прерывались шумными театральными аплодисментами, которые он недовольно осуждал как недостойное проявление в доме Божьем[2023]. Он воспитал свой природный дар красноречия в лучшей на то время школе Демосфена и Либания, а затем облагородил и освятил его в высшей школе Святого Духа[2024]. Он привык тщательно готовиться к своим проповедям, изучая Писание, молясь и размышляя, но он прибегал и к использованию неожиданных приемов, а некоторые из его благороднейших речей были произнесены под действием моментального порыва. Он черпал свои идеи из христианского опыта и особенно из неисчерпаемого источника Библии, которая стала его насущным хлебом и которую он искренне рекомендовал изучать даже мирянам. Он брал целые книги и объяснял их по порядку, вместо того чтобы ограничиваться конкретными текстами, как было принято после введения перикоп. Его язык — благородный, торжественный, сильный, пылкий, часто подавляющий. Конечно, он никоим образом не свободен от неправдоподобных преувеличений и искусственных противопоставлений, которые в то время считались лучшим украшением и высшим триумфом красноречия, но которые здоровому и образованному вкусу представляются дефектными и упадочническими. Самые выдающиеся французские проповедники, Боссюэ, Массильон и Бурдалу, брали пример со Златоуста.

Самыми многочисленными и самыми ценными произведениями этого отца церкви являются гомилии, более шестисот числом, которые он произнес, будучи пресвитером Антиохии и епископом Константинополя[2025]. В них воплощена его экзегетика. Они — ее богатое хранилище, из которого многое почерпнули более поздние греческие комментаторы Феодорит, Феофил акт и Экумений, иногда просто удовлетворяясь повторением того, что сказал он. Комментарии, в собственном значении слова, он написал только на первые восемь глав Исайи и на Послание к галатам, но почти все его проповеди на тексты Писания в большей или меньшей степени разъяснительные. Он оставил нам гомилии на Бытие, Псалтирь, на Евангелие от Матфея, Евангелие от Иоанна, Деяния и на все послания Павла, в том числе на Послание к евреям. Его гомилии на послания Павла особо ценятся[2026].

Помимо этих разъяснительных проповедей на целые книги Писания, Златоуст произносил проповеди на отдельные фрагменты или стихи Писания, праздничные речи, проповеди в память об апостолах и мучениках, речи по особым случаям. Среди последних — восемь гомилий «Против иудеев» (против иудействующих тенденций в Антиохийской церкви), двенадцать гомилий «Против аномеев» (ариан), и особенно знаменитые двадцать одна гомилия «О статуях», в которых проявилось его высшее ораторское искусство[2027]. Гомилии о статуях были произнесены им в Антиохии в 387 г. в период чрезвычайных широких волнений, когда народ, недовольный большими налогами, поднял бунт, сломал статуи императора Феодосия I, покойной императрицы Флакиллы и правителей Аркадия и Гонория, протащил их по улицам и навлек на себя гнев императора, который пригрозил уничтожить город, — но этого бедствия удалось избежать благодаря ходатайству епископа Флавиана.