— Садитесь же, — сказал он. — Я перейду сразу к делу. — (Он произнес: «ди-елу».) — Вы столкнулись с массой загадочных вещей, и вы имеете право узнать зачем. Вы видели старинные архивы — правда, частично. Я расскажу вам, как возникло наше сообщество, для чего оно существует и почему мы собираемся пригласить вас присоединиться к нам, Подождите минутку, па-а-а-даждите-ка минутку, — добавил он, подняв руку. — Пока ничего не отвечайте…

Когда фра Хуниперо Серра в 1781 году впервые увидел гору Шасту, индейцы сказали ему, что это святое место, где могут обитать только знахари. Он уверил их, что он и есть знахарь и служит великому Господину. Чтобы не выдать себя, монах дотащился, хотя был стар и болен, до линии снегов, где и остался на ночь.

Сон, который он там увидел — про сады Эдема, грехопадение и всемирный потоп — убедил его, что это и впрямь святое место. Вернувшись в Сан-Франциско, монах хотел учредить на Шасте миссионерскую общину. Однако у старика было слишком много забот — так много душ надо было спасти, так много ртов накормить. Два года спустя он отошел в мир иной, но перед смертью взял клятву с одного своего собрата-монаха осуществить его намерение.

Если верить архивам, тот монах ушел из северной миссионерской общины в 1785 году и не вернулся.

Индейцы кормили праведника, жившего на горе до 1843 года, и к этому времени вокруг него собралась группа неофитов — трое индейцев, русский и горецянки. Русский возглавил общину после смерти монаха, а затем к ним присоединился китаец, сбежавший от хозяина. За несколько недель китаец добился большего, чем русский — за половину жизни, и поэтому русский с радостью уступил ему главенство.

Хотя прошло уже более ста лет, китаец все еще был жив, но давным-давно отстранился от управления. Он наставлял членов общины в области эстетики и юмора.

— Единственная цель нашей общины, — продолжал Эфраим Хоу, — это предотвратить повторение того, что произошло с Мю и Атлантидой. Мы отвергаем все то, за что ратовали Молодые Люди.

Мы понимаем мировую историю как ряд кризисов, происходящих из-за конфликта между двумя противоположными философиями. В основе нашей философии лежит концепция, признающая, что в мире нет более важных вещей, чем жизнь, сознание, разум и личность. — Он на миг прикоснулся к троим друзьям способом телепатии, и они вновь почувствовали то полное жизни ощущение, которое пережили раньше с Эмброузом Бирсом и которое не могли выразить словами. — Это привело нас к конфликту со всеми силами, стремящимися разрушить, загубить и принизить человеческий дух либо вынудить его поступать вопреки своей же природе. Мы чувствуем, что приближается новый кризис; нам нужно пополнение. Мы выбрали вас.

Кризис зреет уже со времен Наполеона. Европу мы потеряли, Азию тоже: они выбрали авторитаризм, «принцип вождя», тоталитаризм, они заковали свободу цепями и обращаются с людьми как с экономическими и политическими единицами, а не как с личностями. Никакого достоинства — делай что приказано, верь во что положено и не вякай. Рабочие, солдаты, производители…

Если бы смысл жизни сводился к такому вздору, то не стоило наделять человека сознанием!

Этот континент, — продолжал Хоу, — был прибежищем свободы, тем местом, где душа может расти. Но силы, задушившие просвещение в остальном мире, проникают и сюда. Мало-помалу они сводят на нет человеческую свободу и достоинство. Это они принимают репрессивные законы, оболванивают в школах учеников, насильно навязывают людям разные догмы, заставляя слепо верить в них под страхом наказания, — догмы, которые закабалят людей и наденут на глаза им шоры, чтобы они никогда не вспомнили о своем утраченном наследии.

Нам нужны помощники, чтобы бороться со злом.

Хаксли встал:

— Рассчитывайте на нас!

Прежде чем Джоан и Коудерн открыли рот, Старейший остановил их.

— Не отвечайте пока ничего. Вернитесь к себе и все обдумайте. Отложим решение до утра, а потом опять поговорим.

Глава 8 «Правило на правило…»

Если бы община на горе Шасте была университетом и выпускала учебные программы (чего она не делала), то предложенный перечень, возможно, включал бы следующие дисциплины.

Телепатия.Основной курс, обязательный для всех студентов, без экзамена. Практические занятия, включающие телепатическую связь. Обязателен на всех отделениях. Лабораторные занятия.

Рационализация.1. Память. 2. Восприятие; ясновидение и яснослышание; овладение массой-временем-пространством; нематематические зависимости, порядок и структура; гармоническая форма и интервал. 3. Процессы раздвоенного и параллельного мышления. Отрешенность. 4. Медитация (семинар).

Автокинетика.Дискретная кинестезия. Эндокринный контроль и особенности его применения для подавления усталости, эмоциональных срывов, регенерации, трансформации (клинические аспекты ликантропии), изменения пола, инверсии, автоанестезии, омоложения.

Телекинетика.Континуум жизнь-масса-пространство-время. Обязательна: автокинетика. Телекинез и общие действия на расстоянии. Проекция. Динамика. Статика. Ориентирование.

История.Курсы по договоренности. Специальные семинары по психометрии с изучением телепатических архивов и по метампсихозу. Оценка обязательна.

Эстетика.Семинар. Автокинетика и методика телепатической регистрации (психометрия) обязательны.

Этика.Семинар. Читается параллельно со всеми другими курсами. Консультации с руководителем.

Быть может, ценность обучения была бы не столь высока, если бы оно было разбито на вышеуказанные отдельные курсы. Но эксперты, жившие на Шасте, могли обучать по всем предметам — и обучали. Хаксли, Коуберн и Джоан Фримэн учились у своих наставников умению заниматься самообучением и погрузились в занятия так же естественно, как угорь погружается в море: они словно вернулись домой после долгого отсутствия.

Все трое быстро делали успехи; поскольку они уже владели начатками восприятия и телепатии, наставники могли обучать их непосредственно, без слов. Вначале они научились управлять своим телом. Они добились контроля над каждой функцией, каждой мышцей, каждой тканью и каждой железой — то есть, сбились того, чем должен владеть каждый человек, но что забыли все, кроме горсточки никому не известных восточных кудесников. Они испытывали глубокое, восхитительное наслаждение, заставляя свое тело повиноваться и ощущая, как оно слушается их. Они познали свои тела в мельчайших подробностях, и тела больше не имели власти над ними. Усталость, голод, холод и боль уже не мучили их, а воспринимались скорее как полезные сигналы того, что за хорошим двигателем нужно ухаживать.

Да и двигатель уже не требовал такого ухода, как раньше. Телом управлял рассудок, который точно знал возможности организма и их пределы. Более того осознание этих возможностей позволило развить их до максимума. Проработать целую неделю без отдыха, пищи и воды стало теперь столь же привычным, как раньше — проработать все утро. Умственная же деятельность вовсе не прекращалась, разве что они сами прекращали ее волевым усилием. Она продолжалась и во сне, ей не мешали ни послеобеденная истома, ни