1.Запретить публикацию или использование в других формах фактов сотрудничества граждан Чеченской Республики с органами безопасности (КГБ СССР).

2.Исключить какое-либо преследование граждан Чеченской Республики по мотивам их сотрудничества с органами безопасности.

3. По установлению нормальных межгосударственных отношений все документальные свидетельства секретного сотрудничества граждан Чеченской Республики с органами КГБ СССР – у н и ч т о ж и т ь.

4. Установить, что граждане Чеченской Республики, которые продолжат сотрудничество с секретными службами – правопреемниками КГБ СССР, подлежат уголовному преследованию как за совершение государственного преступления против Чеченской Республики.

Президент Чеченской Республики.

С не меньшим вниманием Самбиев прочитал и остальные статьи газеты «Свобода»: улыбка от «верблюжьего молока» сменилась гнетущей подавленностью. Все публикации – призыв к борьбе, поиск врага; и борьба не за созидание, а на коренное разрушение, упразднение, ликвидацию, истребление.

Язык прессы ОКЧН привычно шершав и что-то «мучительно» напоминает: «ревком», «саботаж», «бойкот», «чревато», «час решительной борьбы настал»!», «кругом враги!», встречается «контра», «деструктивные силы» и «непредсказуемые последствия».

Всяк, кто мыслит иначе, чем бюро Исполкома, – враг: он не чеченец, не мусульманин, не патриот, не любит родину, народ, должен быть истреблен, в крайнем случае – выслан за пределы. Показалось, что газета пачкает руки, пальцы разжались, от волны воздуха шелуха и пепел разлетелись по всей веранде.

Впервые за долгое время, войдя в родной дом, Арзо вспомнил, что когда-то, по возвращении отца из тюрьмы, здесь был сельсовет и возглавлял его Докуев Домба.

Третья комната заперта, и ни один ключ из связки к ней не подходит. Он с трудом выломал дверь: видимо, кабинет Албаста. Дорогая кожаная мебель, резные, под старину, комод, стол, стулья. На столе разложен проект дома с подробным описанием, он должен был П-образно огибать самбиевский бук. У комода странный прибор: на нем инструкция по пользованию металлоискателем; здесь же справочник археолога, какие-то учебники. В углу два ящика с разнообразным спиртным, в ящиках комода высохшие от времени конфеты, импортные сигареты, белье, в том числе женское, шприцы, лекарства, в основном от сердца.

По устланной опавшей листвой террасе Арзо дошел до родного бука, с замирающим сердцем обнял, поцеловал, с любовью оглядел его, погладил.

Прямо под буком красивая обустроенная беседка, здесь же мангал. За глухую стену выбрасывался мусор: гора пустых бутылок, бумага, пакеты, еще какой-то хлам. Две-три ленивые, жирные крысы поползли от кучи мусора под беседку.

Заныло сердце Арзо, и не от мусора и его обитателей, а от того, что для прохода подрубили прямо посередине одно из мощных корневищ, выползших наружу.

– Не печалься, бук, – погладил Самбиев свое дерево, – больше тебя никто пальцем не тронет – я дома.

Арзо скинул куртку, снял обувь, захотелось ему на бук залезть, во внутрь его кроны войти, сверху на родной край полюбоваться, осознать, что наконец-то дома, свободен!

Как всегда, первый ярус преодолеть очень тяжело, а потом он вспомнил «тропинку» вверх, полез шустрее. Под нарядной листвой – уже поиссохшие, пожелтевшие листья, звенят, шепчутся, рады, что не забыли их, перед спячкой наведали. Крона поредела, лучами солнца, как фонариками, пронизана; все видать. Пушистая белка удивленно головкой вертит, не боится, но из осторожности по поросшему мягким мхом ветви ускакала вглубь. Чем выше ярус, тем больше гнезд: встревоженные сизые голуби стремительно выпорхнули: певчий дрозд не улетает, но на самый край веточки сел, звучной трелью засвистел, тревожно крыльями задергал. А вот прямо перед Арзо, в развилке толстых ветвей, шарообразное гнездо из зеленого мха, скрепленное паутинкой, покрытое, для маскировки, кусочками лишайника. Из бокового входа бойко выскочила встревоженная длиннохвостая синица, затейливо порхнула в ветвях, из виду исчезла, и ее недовольный крик «чэрр-чэрр» звенит где-то рядом.

На самой вершине – большое гнездо из сучьев, в нем крупный орел-беркут. Хищник презренно глянул на верхолаза, заморгали часто желтые зрачки, мощным клювом он что-то угрожающе поддел у оперенных лап и, широко взмахнув темно-бурыми крыльями, развеяв листву, обдав Самбиева волной воздуха, величаво воспарил в просторы предгорья, освещенные золотистыми лучами заходящего солнца. В блике голубого неба он четко виден, слившись со склонами цветастых гор, теряется, вот и вовсе исчез, и вдруг на фоне вершин седого Кавказа появился его гордый, грациозный силуэт.

С ликованием глядел Арзо на родной край. Трактора пахали поля, следом сеяли озимые. Вдалеке белым бисером отара овец, еще дальше пестрят коровы, а на еще зеленеющей в предлеске поляне – небольшой табун, жеребята резвятся всласть… Действительно, фантастически богатый край, работящие люди! Он свободен, в свободной Чечне!

* * *

Только с наступлением темноты схлынул поток родственников и односельчан, поздравляющих Арзо с освобождением. Пока Полла и жена Лорсы возились с едой, Кемса и сын уединились в огороде.

– Как Полла? Ты доволен? – даже в темноте сын видит – вглядывается в его лицо мать, ждет откровенности.

– Нана, Полла моя жена и мне очень нужный человек.

– Как я рада, сынок! А перед ней я виновата. Ведь на моих глазах выросла, а я поддалась сплетням. Да и сильно болела она. А сейчас как?

– По ней не видно?

– Видно, – засмеялась мать, – и по тебе видно. Я так рада!

После тон изменился, говорили о финансах. Коварство российских денежных реформ прежде всего ударило по таким, как Кемса. Об изъятии из обращения крупных купюр за три дня она узнала поздно: кинулась в город, кое-что успела обменять, на какую-то сумму ее обвели мошенники, кое-что просто пропало. Что осталось от некогда крупной суммы, съела галопирующая инфляция. Что дальше делать – не известно, впрочем, не привыкать, были бы дети живы, здоровы, дома, а остальное – Бог пошлет.

Говорили о сыне Арзо: Букаевы все после революции уехали в Москву, и Висита с матерью там.

Ели все вместе, на коленях Арзо восседали племянники. Кемса хотела их согнать, чтобы ее любимец спокойно трапезничал, однако из этого ничего не получалось, ребята цепко вцепились в дядю, и Арзо с улыбкой защищал их, сам кормил, по ходу играл.

За едой Арзо сообщил, что Лорса может быть уже в грозненской тюрьме, по крайней мере, он так слышал, и завтра же поедет в город для выяснения. В это время на экране появился Докуев Домба-Хаджи.

– Переключите канал, – приказала Кемса снохам.

– Нет, оставь, – вслушался Арзо.

– Граждане республики, чеченцы-мусульмане, – шепелявил Домба-Хаджи с экрана, – сегодня Президент и мы, члены Исполкома, и старейшины свершили чудо! Произошло то, чего мы добивались веками. Российские оккупационные войска изгнаны, они