– Был?.. – с трудом выговорил Джордж.

– Его застрелил один раненый, которому он хотел помочь. Какой-то кавалерист ваш. – В голосе Хоффмана слышалось негодование, зеленые глаза смотрели уже не так дружелюбно. – Об этом случае очень много говорили, ну как о доказательстве жестокости грантовских солдат.

– Ты сказал «застрелил»… Ты ведь не имел в виду, что он…

– Убит? Конечно убит. Разве иначе стали бы раздувать эту историю? Ладно, приятель, вода была вкусная, да и поболтали тоже неплохо. Извини, что именно от меня ты узнал о своем друге. Ладно, мне пора. Думаю, вся эта канитель скоро закончится. Надеюсь, доживу до этого дня. Тебе желаю того же. Мне жаль твоего друга. – Он коснулся почерневшей от грязи фуражки. – Бывай.

Джордж тоже попрощался, но так тихо, что южанин, скорее всего, и не расслышал его сквозь шум воды. Он медленно повернулся к железной дороге; слепящее солнце ударило в глаза. Палка, думал он. Дорогой мой Палка.

Почти не видя, куда идет, он потащился на звук кувалд, дважды споткнулся по дороге. Когда впереди показался мост, он снова свернул к деревьям и, спрятавшись за стволами, дал волю слезам, вспоминая своего друга.

Работу на мосту закончили до полудня. В офицерской столовой, куда Джордж зашел на воскресный обед, он сел в стороне от всех, даже не представившись остальным офицерам, как делал обычно. Столовая находилась в одном из нескольких укрытий, мимо которых он прошел, собираясь поесть и уже понимая, что есть ему совсем не хочется. Чем выше поднималась температура, тем более отвратительную вонь испускали редуты и примыкающие к ним траншеи, набитые скучающими людьми. Он чувствовал этот запах, глядя в свою тарелку. Это был смрад гибели. Потери, которую он еще не принял и в которую даже не поверил.

Услышав тихую музыку со стороны осадных рубежей, он отрешенно поднял голову. К флейте вскоре присоединился корнет, а потом некий импровизированный барабан, – скорее всего, кто-то просто колотил палкой по большой оловянной банке. Невидимые музыканты играли мелодию «Земли Дикси».

– Опять они за свое, – проворчал какой-то капитан соседям по столу.

– Эй, вы! – закричали из окопов. – А ну глушите свою музыку! Езжайте домой и лупите там своих ниггеров, если они у вас еще остались!

В ответ раздались насмешливые крики и боевой клич конфедератов, который в этот день звучал скорее весело, чем грозно. Джордж закрыл лицо ладонями, а потом быстро уронил руки на колени, сообразив, что другие могут увидеть. Так и оказалось. Многие за столом повернулись в его сторону, но он не стал ни на кого смотреть. Он был слишком несчастлив.

– А вот и они! – воскликнул кто-то. – Ну, сейчас дадут жару…

Снаружи началась какая-то суматоха. Несколько офицеров торопливо закончили обед, схватили свои шляпы и выбежали из укрытия. Веселая мелодия «Дикси» продолжала звучать над редутами союзных войск.

Внезапно другой оркестр, побольше, раздобывший Бог знает откуда колокольчики, заиграл «Тело Джона Брауна». Ответный ход приняли радостными возгласами и аплодисментами.

Все больше и больше офицеров уходило, по одному или группами, пока Джордж не остался один за перепачканным столом. Он устало взял свою фуражку и тоже вышел из укрытия. Оба оркестра играли в полную мощь, стараясь заглушить противника. Джордж с изумлением увидел, что на брустверах сидят солдаты в одних рубашках, без мундиров и оружия. Другие высовывались из окопов, наслаждаясь солнышком, пуская дым из кукурузных трубок или просто обмениваясь незлобными колкостями с другой стороной.

Джордж медленно пошел к смердящим траншеям. Посмотрев вдаль, через полоску обожженной, истоптанной земли, он увидел игрушечные фигурки в светло-сером и «сером сукне» над укреплениями конфедератов, которые находились теперь совсем близко от них.

Вскоре музыкальная схватка превратилась просто в шум, одна мелодия заглушала другую.

– Тише, тише! – вдруг зашикали все вокруг.

– Слушайте! – сказал кто-то.

Оба оркестра умолкли.

Снова прикрыв ладонью глаза от солнца, Джордж попытался рассмотреть источник прекрасных пронзительных звуков корнета. И наконец увидел на той стороне маленькую смутную фигурку – музыкант был то ли очень небольшого роста, то ли еще совсем мальчик. Он стоял на полуразрушенном редуте; его рваная рубашка развевалась на ветру, корнет в руке вспыхивал на солнце, как падающая звезда.

Джордж узнал мелодию еще до того, как услышал голоса вражеских солдат, которые вылезли из окопов и окружили корнетиста. Эту песню часто играли и пели по обе стороны фронта. Рядом с Джорджем какой-то некрасивый старший сержант подхватил:

К нему присоединился чей-то баритон, потом еще тенор добавил благозвучности, и уже вскоре голоса солдат Союза и Конфедерации слились в единый могучий хор:

Заклятые враги – янки и южане – открыто стояли или сидели на виду у тех, кто в другое время и в другом месте уже сделал бы все, чтобы убить их. Кто-то из северян помахал солдатам на другой стороне, и в ответ там тоже взметнулись в воздух несколько рук. Но в основном люди просто пели – сурово, очень серьезно и громко, как поют в церкви. Джордж вдруг заметил, что многие плачут, произнося незатейливые сентиментальные слова песни. Он насчитал не меньше десятка тех, кто утирал слезы, повторяя строки припева:

Наконец голоса смолкли, и в тишине прозвучала последняя нота корнета. Джордж надел фуражку, снова возвращаясь в реальность. Песня напомнила ему о Бельведере. Мадлен – ведь она сейчас там, и едва ли она уже знает о смерти мужа.

Сама мысль о том, что именно ему придется сообщить жене друга ужасную новость, удручала его, но скрывать правду было бы слишком жестоко. В Пенсильванию ей из Ричмонда никто писать не станет, и даже если бы Мадлен жила на Юге, надеяться на почту тоже не стоило – насколько он знал, она работала из рук вон плохо. Да и лучше будет, если она узнает об этом от близкого человека.

Разыскивая своих – они обедали с одним из негритянских подразделений, – он решил, что должен написать немедленно. Письмо нужно адресовать Констанции, с ее мягкостью и тактом, она сможет подготовить Мадлен и Бретт к печальному известию.

Весело переговариваясь, союзные солдаты продолжали наслаждаться солнечным теплым деньком, не прячась в укрытия. И вдруг прогремел выстрел.

– Эй, вы, там! – закричал кто-то. – Какого черта вы творите?